— Вы сдержали слово, — сказал я, приподнимаясь на локте. — Я прочитал евангелие от Фомы.

— Как я и говорил тебе: нужное, чего ты ожидаешь, будет найдено. (Эти слова были из Фомина евангелия.) Было бы неплохо сделать с него списки и распространить на Руси…

Я осмелился прервать махатму:

— Что стало с христианами, которых пленили воины раджи?

— Ты меня спрашиваешь?

— Вы постоянно твердите о пользе объединения религий, почему бы вам, учителям человечества, не побывать у раджи этого почти независимого княжества и не устыдить его? Или объединение религий задумано без христианства?

Махатма улыбнулся улыбкой разбуженного ребёнка, и его сливовые навыкате глаза тоже улыбнулись, только снисходительно.

— Я подумаю над твоим предложением, тем более, мне симпатичен этот раджа — борец с винопитием и блудом.

Укорённый, я потупил взор.

— Но на Земле Всевышний действует не столько через ангелов, сколько через человеков, — махатма снова снисходительно улыбнулся.

Порыв ветра ворвался в келью, поднял пыль, труху, но полы одежд махатмы не шелохнулись.

— История иногда повторяется! И, может быть, ты сможешь помочь своим единоверцам, которых ты так долго искал в Ындии и которые оставили тебе, пусть и не по своей воле, евангелие святого апостола Фомы. (Я невольно проверил спрятанный на груди свиток.) И было бы крайне неблагодарно с твоей стороны не помочь этим людям.

— Помочь? Но как?

— Не забывай, что ты именем Распятого воскресил сына брахмана. Об этом скоро узнает не только раджа, но и правители сопредельных княжеств.

Утром я созерцал под дождём, сидя у входа в келью в голубоватом тумане из брызг. Воздух был напоён влагой. Пронизанные дождём деревья, которые, казалось, замерли и задумались, вдруг сказали мне:

— Воины раджи во главе с Варуном ищут тебя, отшельник!

Тогда я мысленно спросил листву деревьев, которые стали мне как братья:

— Они ищут меня, потому что думают, будто я знаю, где спасается Дионисий? Но я не знаю этого!

Узор листвы ничего не ответил мне. И тогда я спросил своё сердце, и сердце сказало мне:

— Сын раджи написал на стене углём портрет Дионисия. Ты, Офонасей, похож на него.

— Они хотят убить меня, потому что я похож на Дионисия?

— Они идут, — сказали брызги дождя.

Варун присел передо мной на корточки.

Глаза его держали насмешку. Я слушал воина, палочкой вычищая грязь из-под ногтей. Я понимал язык зверей и птиц, я понимал язык деревьев, но не мог понять, чего хочет от меня воин. Его льдистосверкающий насмешливый взгляд не вязался с подрагивающим в мнимом почтении голосом. Я бы мог усмирить Варуна, и он беспрекословно подчинился бы мне, но я не стал подчинять себе Варуна, хотя на миг представил, как этот гордый воин сгорбился с обвисшими вдоль тела руками. Он обернулся к своим подчинённым и сказал:

— Мы нашли Дионисия.

— Я не Дионисий, — сказал я.

— Да? Кто же ты?.. Сын раджи нарисовал тебя.

Я побежал. Воины бросились за мной. Я бежал сквозь влажную дурманящую траву, мясистую и высокую, спотыкался о корни, падал, поднимался и снова бежал. И тут точно молния ударила из-под земли. Я остановился, жадно хватая ртом воздух, потому что задыхался. Махал рукой, пытаясь помочь себе этим бесполезным жестом. Но меня преследовали. И под хохот обезьян я бросился прочь в дебри. На бегу принял висящего над лесом ястреба за свою душу и его глазами следил за преследователями. Обезьяны пронзительно визжали, подскакивали, рычали, били по земле руками и по стволам деревьев взлетали к кронам. Я слышал визг обезьян как человек, а как ястреб видел их.

Сильный, похожий на большую обезьяну воин, догнав меня, толкнул в спину и ногой прижал к мокрой склизкой земле. Подошёл Варун, велел отпустить меня. Улыбался он мерзко и вежливо.

Когда меня вели по городу, бирюч бежал впереди нас и кричал:

— Дионисий схвачен! Христианин Дионисий схвачен!

Господь услышал мои молитвы, и я встретил верных из Церкви, которую насадил святой апостол Фома. Конечно, не так представлял я себе нашу встречу.

Пленных монахов держали в клетке для диких зверей. Клетка была приставлена к небольшой пещере, где молились и спали монахи. В клетку, на свежий воздух, выбирались только те, кому становилось нестерпимо душно и тяжело в пещере. Порой я ловил на себе короткие взгляды. Они казались дружелюбными. Но со мной никто не заговаривал. Изредка до моих ушей долетали обрывки чужого шёпота: «ятри… прана… русич… Фома…»

Первым ко мне обратился престарелый монах, который у пещер-келий безбоязненно отвечал ратоборцу Варуну, что не боится ни угроз его, ни пыток. Монах был почитаем соузниками. Плотию своею он иссох и в фиолетовых сумерках походил на стройного молодого человека. Он присел рядом, скрестив ноги. Его звали Керинф.

— Как ты попал сюда? — его добрый голос какими-то неуловимыми оттенками отдалённо напоминал голос махатмы.

Я вкратце объяснил, что я купец, путешествую по Ындии, ищу товар на Русь, пишу повесть о святом апостоле Фоме, а в Джуннаре мой кунак и благодетель бесермен Махмет-хазиначи рассказал мне о деревне, возле которой могут спасаться христианские отшельники из Церкви, которую насадил апостол Фома. В деревне меня обвинили в преступлении, которого я не совершал, и бросили в старый колодец. Но я бежал. В джунглях набрёл на ваши пустые кельи.