Комната уже не похожа на мою. Я могла бы быть в России, стоя на коленях в снегу и крича от горя, не заботясь о том, кто меня слышит. Но сейчас всё, что я могу делать, это плакать.

Возможности переплетаются вместе, чувства связываются в Гордиев узел. Тысяча способов любить, и сомневаться, и терять Пола Маркова, и сейчас мне кажется, что я только начинаю открывать их.

Сейчас всё, что я могу сделать, это сосредоточиться на том, что Пол, Тео и я остаемся в серьезной опасности, и, может быть, мама и Джози тоже. Я должна продолжать двигаться. У меня нет другого выхода.

"Соберись", — говорю я себе. Я беру бумажный носовой платок, они хранятся на той же самой полке, и высмаркиваюсь, пытаясь сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас.

Когда я еще раз осматриваюсь в комнате, обычное становится необычным. После нескольких недель там, где электрическое освещение было недавним изобретением, странно видеть мой сотовый телефон, мой музыкальный центр, мой планшет. Даже менее технологичные вещи прекрасны в своей повседневности. Мои запачканные краской рабочие джинсы и старая футболка лежат на стуле, старая ткань расстелена на полу и стоит мольберт. Очевидно, я собиралась немного поработать.

Я беру свою коробку с красками. Один вид этих серебристых блестящих тюбиков наполняет меня облегчением от того, что я вижу снова что-то знакомое.

Я выхожу в коридор, покрытый краской для рисования мелом, и физические формулы выглядит точно так, как должны. В большой комнате я нахожу мамины цветы и радужный стол. Стопки бумаг и книг ровно такие же, как я ожидала. Однако, некоторые пятна краски на столе выглядит по-другому. Я наклоняюсь, чтобы изучить его поверхность, насколько это возможно под грудой бумаг, но одно пресс-папье привлекает моё внимание. Это толстый, круглый металлический диск, лежащий поверх папки с логотипом корпорации Триада...

Ух ты. Мои глаза расширяются. Я никогда не видела Нобелевскую награду, но я на 95% уверена, что он выглядит именно так.

Взяв награду в руки, я наслаждаюсь тем, какая она тяжелая, будучи отлитой из чистого золота, и я понимаю, что мама и папа, должно быть, сделали свой прорыв на несколько лет раньше в этом измерении. Я смотрю на награду и думаю, продолжай в том же духе, мама.

"А как же все остальные? А как же Джози? Да, она также изучает океанографию в Сан-Диего, она привезла оттуда несколько магнитов на холодильник, которые там и висят. На самом деле, если верить календарю на кухне, она сегодня приезжает в гости, чёрт побери, на Новый год. Это сегодня. Я потеряла счет дням, пока была в России, с этим кровавым восстанием и всем остальным.

"Тео?" Мама и папа здесь тоже его научные руководители. Или так, или у них есть еще один хипстер, который оставил свою фетровую шляпу из комиссионного магазина на вешалке. Тео наверняка материализовался в этом измерении в своей видавшей виды комнате на кампусе. Держу пари, он будет здесь в течение часа.

А Пол...

Дверь кухни открывается, и я слышу, как мама говорит:

— Если собачье сознание действительно ближе к человеческому, чем у наших ближайших родственников приматов, должны ли мы предполагать, что собаки наши партнеры в процессе эволюции?

— Правда, стоило вернуть этого щенка, когда девочки его просили, — папа заходит в комнату за ней, оба они несут набитые тканевые сумки. — Тогда бы у нас был объект для наблюдений, и кроме того, мы могли бы назвать его Ринго.

Мама и папа. Оба живы, оба здоровы, оба прямо здесь в кухне, как будто ничего никогда не происходило, потому что здесь всё так, как и должно быть.

Мама видит меня первой.

— Привет, милая. Я думала, ты рисуешь.

— Привет, — говорю я. Это совершенно неадекватно, но я не могу думать больше ни о чем. Поэтому я перепрыгиваю через две ступеньки, ведущие в кухню, и заключаю обоих родителей в объятия.

— С чего это? — смеется папа.

Каким-то образом мне удается сохранить голос спокойным, и я говорю:

— Я просто скучала по вам.

Папа отстраняется и обеспокоенно смотрит на меня:

— Ты на что-то пролила краску?

— Нет! Всё отлично, клянусь, — я отпускаю их обоих, но не могу перестать глупо улыбаться. Быть с ними не излечит рану от смерти Пола в России, но это помогает мне почувствовать себя почти целой. — Всё совершенно прекрасно.

Мама и папа обмениваются взглядами. Она говорит:

— Полагаю, в конце концов подростковые гормоны сыграли в нашу пользу.

— Как раз вовремя, — отвечает папа.

Я игриво толкаю их, мама и папа могут дразнить меня в тысячу раз хуже, и это не будет меня беспокоить, только не сегодня.

— Что вы купили?

— Мы хотим приготовить лазанью. И немного красного вина, может быть, Джози захочет бокал, — мама начинает распаковывать свои сумки, но я забираю одну из них у неё.

— Разрешите мне приготовить ужин? Вы можете посидеть и отдохнуть.