Шрифт:
– Не-ет! – закричали хором. – Теперь он у нас только впереди ходит.
И задумались вдруг: «Вот оно как жизнь-то давалась новая! Сколько же труда приложила партия, чтобы заскорузлые души крестьянские распрямить, повернуть их к свету».
«Что такое колхоз, товарищи? Это… чтобы вместе работать… чтобы один человек помогал другому». Вспомнились эти слова Михаила Федоровича с той первой их сходки в апреле двадцать девятого. Вспомнилось все, что в борьбе прошлого и будущего одерживало победу, как «наше» брало верх над привычным «мое» и как за эту новую жизнь, в которой люди впервые обрели счастье, они потом стояли насмерть.
…Михаил Федорович учился в сельскохозяйственной школе в Одессе, когда началась война. Горел под бомбами красавец-город. А они, курсанты, изучали агрономию, такую мирную и, казалось, ненужную в это огненное время науку. Их не взяли на фронт, пока они не сдали последние экзамены.
– Партия и тогда думала о сельскохозяйственных кадрах, о специалистах, – сказал однажды, вспоминая этот момент, Михаил Федорович. – Нас было в школе 420 выпускников 1941 года. Мы получили добротные знания, но вот дипломы – не успели. После войны выдавали их оставшимся в живых. Они-то и пошли на самые сложные участки работы в сельском хозяйстве. Как пригодились стране их знания!
Как пригодились эти знания агронома и ему. И как пригодился он с ними Родине, Михаил Ткач почувствовал, быть может, раньше многих своих однокашников, когда его, израненного комиссара передвижного полка, совершавшего отчаянные вылазки в тыл противника, после госпиталей, списанного из армии «по чистой», направили начальником политотдела МТС, а затем и первым секретарем райкома партии в только что освобожденный Братский район Николаевской области.
Подвиг в то время, что на фронте, что в тылу, ценился одной мерой – как же иначе? На заводах, на колхозных полях работали дети и жены солдат, работали бывшие фронтовики, ранениями возвращенные с полей сражений. И с обожженной, изуродованной земли шел в закрома Родины хлеб.
Тогда-то и получил Братский секретарь орден Отечественной войны I-й степени.
Спустя годы, когда Ткач обзаведется семьей, переедет работать в другую область (займет пост председателя райисполкома) и у него подрастет сынишка Валерий, он, этот сынишка, как все мальчишки, мечтающий о военных подвигах, спросит однажды отца, показывая на отливающий золотом орден:
– А это за что тебе дали, пап?
– За хлеб, – ответит отец, чем немало удивит и разочарует сына. Что значит растить этот хлеб, Валерка узнает потом, когда станет бригадиром в хозяйстве, где председателем будет его отец. Узнает и о ратных делах его; батька сам расскажет ему об этом, но только чуть позже, перед армейской службой Валерия, чтобы тот навсегда запомнил, что война – не романтика, что служба сурова и требует особого напряжения духовных и физических сил.
Узнает Валерий, как отец его впервые убил фашиста, под Мелитополем, на бахче, пораженный звериной натурой этого завоевателя, как потом, на подводах с установленными на них пулеметами, метельными февральскими ночами совершал с отважными хлопцами отчаянные налеты на тыловые части противника.
38-летний комиссар особого полка, он был всегда на передней тачанке, первым врывался в расположение фашистских гарнизонов, сеял панику, страх и смерть среди врага.
Да, он и тут был первым. И первым попал под обстрел фашистских пушек, когда дивизия шла на штурм станции Лозовой, дабы перерезать гитлеровцам путь на Донбасс. Отец скажет сыну:
– Это хорошо, что первым шел я. Мы нарвались тогда на засаду. Нужно было поднять людей. И мне удалось это сделать, хотя был уже ранен. Тяжко пришлось. Но взяла дивизия наша Лозовую. Пленных тьму захватила, техники много. И склады с боеприпасами фронтового значения. Ну, а рана… На войне – не без этого.
«Хорошо, что я был впереди»… И это сказал человек, получивший в бою у Лозовой, помимо ранения в руку, еще и тяжелейшую контузию, после которой пришел в сознание только в госпитале… в Баку.
…Мне иногда думалось, что люди, перенесшие величайшие испытания войной, должны бы ожесточиться, озлобиться. Но встречаясь с Михаилом Федоровичем Ткачом, встречаясь со многими другими, кто пережил те суровые испытания, я все больше и больше убеждался, что с нашим народом этого не произошло. И понял почему: он – созидатель по своей натуре. А озлобленный, ожесточившийся человек созидать не может, он по своей сути – разрушитель.
Какой же неисчерпаемый запас доброты у наших людей!
И прежде чем перейти к мирным делам своего героя, я расскажу еще об одном эпизоде из его военной биографии.
Санитарным поездом их везли на долечивание в Москву. Вагоны были переполнены – нечем дохнуть. И в Куйбышеве, где состав стоял почему-то особенно долго, Ткач с соседом по полке решили выйти на перрон. Опираясь друг на друга, кое-как выбрались. И видят – около их вагона стоит в слезах молодая женщина с девочкой лет трех на руках.
– Ну, куда же возьму я вас? – услышали они голос проводника. – Посмотрите, каких везу пассажиров – на ногах не стоят. – И показывает на них.
– Я понимаю. Но мы где-нибудь в уголочке, у стеночки, в тамбуре… У меня при смерти муж. В госпитале под Москвой. Товарищи его по палате письмо прислали. Нам нельзя опоздать. Может, увидит мой Васенька нас и легче станет. А уж если суждено помереть ему, так хотя бы дочка посмотрит на него, папку запомнит.