В то время, когда Немецкий орден в Пруссии одерживал первые победы, герцоги Поморские были, по крайней мере в политическом отношении, совершенно независимы от Польши. Давние тесные связи с Польшей были разорваны. Поморье посещали миссионеры, приходившие из не слишком удаленной Германии, откуда шли и переселенцы. Основанные, обновленные и разросшиеся в связи с притоком населения города (прежде всего Данциг), не только получали немецкое право, но и их жители были в основном немцами.

Конфликт между герцогами Поморскими и Немецким орденом назрел вовсе не потому, что к востоку от Вислы образовалось государство, в котором господствовали немцы. Скорее, конфликт породили изменения в расстановке политических сил, что мешало герцогам Поморским вести собственную экспансию. Мешала этому и борьба между представителями поморской династии за наследство. В таких случаях, как правило, одна из сторон ищет союзника за рубежом; им оказался Немецкий орден. Конечно, последний не был заинтересован в укреплении кого бы то ни было в долине Вислы и потому живо вмешался в распри.

Неизбежным следствием этого стал союз герцога Поморского Святополка с пруссами, что в 1242 году вылилось в так называемое восстание пруссов, которое на самом деле было попыткой оказать сопротивление. В союзе с герцогом Поморским пруссам удалось отвоевать свою землю, но замки ордена устояли. Герцог Поморский попытался переправиться через Вислу, но безуспешно, так как на помощь ордену пришли крестоносцы.

Понятно, что Папа и на этот раз встал на сторону ордена и обратился к герцогу Поморскому в резких выражениях, ибо по церковным канонам пособничество язычникам, с которыми воевали остальные христиане, было самым предосудительным действием христианского правителя. Впрочем, союз христиан и язычников сложился на языческо-христианском пограничье; нечто подобное повторилось и в период господства Немецкого ордена в Пруссии и Ливонии, за что его порой упрекали.

Но Папа и не помышлял во всем поддерживать орден, — возможно, в связи с острым конфликтом между Папой и императором в последние годы правления Фридриха II (Немецкий орден все еще считался одним из сторонников императора), а возможно, из-за недоверия, которое Римская курия проявляла к попытке ордена сочетать завоевание, миссию и основание государства. Папская курия не отмежевывалась от ордена и даже принимала немало решений в его пользу, но недоверие не исчезало.

Недоверие проявлялось уже в том, что папский легат получил задание, в случае если его усилия ни к чему не приведут, пригласить стороны в Рим. Таким образом, с орденом и с оказывавшими ему сопротивление пруссами обращались на равных; пруссы не считались (что было бы естественно) вероотступниками и, следовательно (см. с. 61–62), не мыслились чем-то злейшим, чем язычники и еретики. Кроме того, Папа Иннкентий IV наставлял не лишать свободы крещеных пруссов; он занял позицию своих предшественников, не в последнюю очередь отвечавшую интересам епископа Христиана.

Посредничество Папы послужило заключению двух договоров. Первый касался отношений герцога Поморского и Немецкого ордена, вынося решение в пользу последнего. Во втором урегулировались спорные вопросы между орденом и пруссами. Это удивительный договор.

Христбургский мир 1249 года удивляет тем, что в этом договоре орден и пруссы формально выступают как равные стороны, согласно заявлению Римской курии. Было бы понятно, если бы по церковным нормам пруссов сочли вероотступниками, которые должны были бы радоваться, что их оставили в живых и не посягнули на их права. Но в Христбургском договоре не говорится о вероотступничестве. Напротив, в нем детально оговаривается положение пруссов. К тому же не следует забывать, что к этому добавлено всего одно слово: свобода.

По меркам Средневековья «свобода» — непростое слово. В средние века свобода могла означать не что иное как подчинение власти всесильного господина, но также и независимость или отсутствие господства и принуждения. Последний смысл вложен в слово «свобода» в Христбургском договоре. Папский легат действительно гарантировал пруссам свободу в общепринятом смысле этого слова.

Представитель Папства гарантировал пруссам право собственности, наследства и судопроизводства наравне с немецкими поселенцами (см. с. 100–101). Особенно красноречив тот пункт договора, согласно которому пруссы могут быть клириками.

Нет нужды вникать, насколько это входило в жизнь, ибо данный пункт и без того есть показатель личной свободы, так как средневековая Церковь постоянно заявляла и в конце концов постановила, что несвободный лишь тогда может стать клириком, когда его господин откажется от всех притязаний на него и предоставит ему свободу. Следовательно, если в нашем случае пруссам безоговорочно предоставляется возможность обрести духовный сан, то тем самым предполагается их личная свобода. Папский легат, должно быть, счел, что о свободе пруссов достаточно сказано в прочих статьях Христбургского договора.

Таков же смысл и следующего пункта, согласно которому пруссы, вышедшие из знатных семей, могут быть посвящены в рыцари. Если бы этот договор претворился в жизнь, то в государстве ордена исчезло бы различие между немецкими и прусскими крестьянами (см. с. 101): первые получали земельные наделы в гуфах (Hufen), последние — в гакенах (Haken). Пруссы в большинстве своем не были бы обделены землей. Впрочем, в Христбургском договоре предусматривалась и такая возможность.

Свобода пруссов оговаривается в нем одним условием, а именно: тот, кто совершит вероломство, то есть предаст Немецкий орден, лишится свободы. Итак, свобода согласно договору предоставлялась только пруссам, которые приняли христианскую веру и не восставали против ордена.

Казалось бы, это могло спровоцировать восстание против ордена, но этого не произошло. Лишь одиннадцать лет спустя, в 1260 году, пруссы поднялись против его владычества, но не Христбургский договор был тому виной, а двойной гнет, испытываемый пруссами, и их положение. Следовало отделить вероотступников от верноподданных и вернувшихся под власть ордена. Последние должны были получить свободу, обещанную в Христбургском договоре, остальные свободу теряли (см. с. 101–102). Так во владениях ордена и в землях епископов были заложены основы будущей социальной структуры.