После такой серьезной угрозы ее радужным планам на жизнь Варежке ничего не оставалось, как проявить мамин бизнес-характер, слегка приправленный остатками собственной сентиментальности. Наотрез отказавшись оценивать качество свиного сала, Варя, заливаясь слезами, попыталась броситься из окна (первого этажа, в присутствии папы), а когда ее остановили, перестала есть. Голодовка продолжалась до ужина, после чего ультиматум был принят.

Школу она заканчивала уже в Москве, под присмотром шофера. На родительские собрания ходили лучшие в компании менеджеры по работе с персоналом, задачки по алгебре решала добродушная бухгалтерша, а мама ограничивала воспитание походами по дорогим магазинам и пафосным вечеринкам. Короче, по всем признакам должна была из Вари получиться избалованная столичная прелестница, но что-то не сработало. Или пирожки мачехи Дуняши крепко засели в крови, или сыграла наследственность неделового папы, но Варежка, несмотря ни на что, оказалась хорошим другом.

Девушки с курса остерегались Вари — она со своей кукольной внешностью и бизнес-сущностью шутя парня отобьет. Я придерживалась общего мнения и обходила Варежку стороной, пока по окончании первого курса судьба не свела нас в одной газете. Вообще-то студенты вечернего отделения практику не проходят, так как априори считаются людьми работающими (ложь, наглая ложь!). Сами понимаете, у меня челюсть отвисла, когда я увидела фамилию однокурсницы в списках стажеров. Было решено заявиться в отдел практики и пожаловаться на возмутительную несправедливость.

«Отдел практики» оказался узким маленьким кабинетиком — десять метров на три, — где уже стояли и хором возмущались по поводу распределения человек тридцать студентов. Интересно, как они сюда поместились? В конце кабинета, за выщербленным дубовым столом устроился седовласый мужчина с ясными голубыми глазами: нечто среднее между престарелым эльфом и удавом из мультика про Маугли. Он спокойно пил чай из бело-голубой чашки с лошадками, пока студенты спорили вокруг и толкались, как стая расшалившихся бандерлогов. Так как имя седовласого удава было мне неизвестно, я обратилась к нему единственным возможным способом:

Простите, пожалуйста…

Он поднял на меня свои ясные глаза и безмятежно сообщил:

— Владимир Алексеевич.

— Простите? — не поняла я.

— Его так зовут, — помог какой-то сердобольный старшекурсник, которого в давке приперли к моему плечу.

— Владимир Алексеевич! — стараясь перекричать остальных, заверещала я. — У нас на вечернем отделении одну девушку определили на практику в газету! Я тоже хочу!

— Да знаешь ли ты, о чем просишь, дитя? — суровым басом спросил престарелый эльф.

Он так шутит, или я чего-то недопонимаю? Студенты от неожиданности притихли и смотрели на нас с удивлением. Владимир Алексеевич явно ждал ответа.

— Ну, — пробормотала я, — конечно, знаю! — и смущенно хихикнула.

— Тогда ладно, — быстро заговорил он, потеряв ко мне всякий интерес, — я тебя тоже запишу в «Приехали». Чего стоишь? Проходи-проходи!

Так я оказалась вместе с Варежкой в газете с двусмысленным названием. Первое, что нас попросили сделать, — придумать себе псевдонимы «в стиле редакции». Например, наш непосредственный начальник носил гордое имя Коля Бампер, а его заместитель не постеснялась назваться Еленой Дворник. Я, вспомнив все известные мне части автомобиля, решила назваться Женей Руль («Да ты скромница!» — оценил главный редактор), а Варежка не нашла ничего лучше псевдонима Варя Капот. Хм… Бедная девочка!

Рабочий день в «Приехали» начинался в восемь утра (постойте, мы же не дальнобойщики, мы журналисты!), и мы постоянно опаздывали, как ни старались успеть вовремя. Бампер, стриженный ежиком крепыш с кустистыми черными бровями, явно пересмотрел американских боевиков про «морских котиков» и решил превратить редакцию в казарму. Стажеры с журфака представлялись ему чем-то вроде неотесанных призывников. С утра Бампер обычно вышагивал перед зевающим строем из двух катастрофически невыспавшихся студенток и вещал:

— Вы должны приезжать в восемь, а не в полдевятого! Таким безответственным поведением вы подводите не только меня, но и себя! Вы роняете честь своего университета!!!

Но в такую рань никого не волновала даже честь университета. Поезда в метро ходят слишком медленно, а родственники и друзья не настолько нас любят, чтобы в такую рань подвозить на работу.

В первый же день стало ясно, что редактор неравнодушен к Варежкиным белокурым косичкам. Коля Бампер каждые десять минут приносил ей кофе, всегда хвалил ее статьи и даже посадил ее за стол прямо перед дверью своего кабинета. Мне стол вообще не выделили, и мы со Светой Радиатор, безропотной девушкой из отдела писем, сидели за одним столом, как за школьной партой. Бампер не упускал случая покритиковать мои заметки:

— Как вы пишете о машинах?! Новая модель «Мерседеса»-пятитонки — это же сказка! Его нельзя описать обыденными фразами! Ничего вы не понимаете в настоящих мужских автомобилях! У таких девушек, как вы, под капотом машины должны быть крышечки разных цветов, чтобы случайно не залить масло в радиатор…

Я находилась в перманентном бешенстве. Этот Бампер мне совсем не нравится, но нежное чувство собственного достоинства страдает. Как эта вертихвостка смогла так быстро его очаровать?! Он даже перестал отчитывать ее за опоздания!