– Тут закавыка почище вайшановизма, - сказал он.
– У вас есть детектор живого, но диверсантов-людей вы найти не можете.

– При этом опасаетесь, что детектор стырят, - прибавил я.
– Те самые люди, которых вы найти не можете.

Дорсет протёр с лица воображаемый пот и сунул в рот таблетку валидола. "Сегодня же потребую прибавки, - проворчал и посмотрел на меня, ища сочувствия.
– Или уволюсь, к чёртовой бабушке".

– Поймите, вы! Детектор один! Гоняться с единственным детектором по планете нерационально. Это всё равно, что искать...
– он задумался.

– Блоху в табуне пегих жеребцов!
– нашелся Джордж.

– Пусть так!
– обречённо согласился чиновник.
– Наши эксперты работают, пытаются разобраться и запустить прибор в серию. Когда это случится, будет легче, а пока...
– он развёл руками.

– Ладно, мы берёмся, - я решительно отпихнул железки Стоппарда в сторону.
– Готовьте задаток, верительные грамоты и что там ещё полагается послам мира... Будем работать по крупному!

Дорсет мелко закивал (как игрушечный болванчик) и поспешил удалиться. Уже с улицы, он крикнул, что готов оплатить счета. "Всё, что угодно, господа! Однако в пределах разумного! Казна у нас не резиновая! Держите себя в руках!"

Джордж предложил шмальнуть в мерзавца, пока тот не удалился слишком далеко. Я ответил, что это будет напрасно потраченная пуля:

– Исчезнет Дорсет Семь, появится Дорсет Восемь. Только и всего!

И предложил задуматься о новом деле. Как мы станем действовать?

– Как?
– простодушно спросил Джордж.

– Первое правило сыска, - я, как барс, прошелся по комнате, - чтобы поймать преступника, надо научиться думать, как преступник. Если мы выслеживаем людей, мы должны думать, как люди!

Мысль казалась мне гениальной и безоговорочной. Возможно, так оно и было, но только не для Джорджа. Он поднял руку, желая сказать. Я занервничал.

– А что если...

– Что?

– Что если они не думают?

– Кто?

– Люди!

– То есть как?

– А так: вообще не думают.

– Это не возможно!
– Левое полушарие моего процессора напряглось и стало медленно перегреваться.
– О чём-то думаешь всегда! Вернее, всегда о чём-то думаешь!

– Не скажи, вот у меня был случай, я три недели ничего не думал.

– Ничего? Вообще?

– Вообще, - подтвердил Джордж.
– Даже о мухах.

– Я понял.

Мне стоило большого труда удержаться и не пристрелить его на месте. Моя левая рука вцепилась в правую и сдавила её так же нежно, как Лаокоон обнимал взбесившегося льва. Было важно, чтобы правая не добралась до револьвера.

– Хорошо!
– пошел на попятную, чтобы разрядить (морально! исключительно морально!) атмосферу.
– Если мы хотим поймать человека, мы должны научиться не думать, как люди. Это тебя устраивает?

Джордж согласился без возражений, и я объявил, что мы едем к старику с собакой.

Зачем? Побеседовать по душам.

Глава 3

Чтобы лучше понять все ухмылки фортуны, в этой главе приводится поток сознания робота Клайв (модель GF 8).

До Полигона рукой подать - примерно двое суток галопом, если не задерживаться в салунах и не позволять себе внеочередную стопочку текилы длинною в бесконечные "пять минут". А что такое жизнь охотника за головами, если выкорчевать из неё салун с девочками и бутылку текилы? Эта проза. Грубая и злая, как мескитовый куст в засушливое лето. Об этом любил рассуждать Омар Ха-Эм, он написал на двери своего жилища такую фразу: "Поток вина - родник душевного покоя, врачует сердце он усталое больное". Не знаю, как мистер Омар относился к девушкам, но подозреваю, что не возражал против их общества. И то сказать, что может быть приятнее, чем ущипнуть после глотка текилы чью-нибудь аппетитную...

Н-да. Что-то я замечтался.

Итак, путь к Полигону лежит вдоль тропинки, выложенной желтым кирпичом, и в этом есть определённая поэзия. Меня, во всяком случае, эта "лунная дорожка" настраивает на философский лад. Я думаю о благих намерениях, что приводят праведников в ад, и выводят грешников наружу. Да-да, не удивляйтесь. Как и всякое иное замкнутое пространство, ад не безграничен, и если поместить в него одного праведника, непременно требуется выпустить одного грешника - дать ему свободу. По этому немудрящему "водному" правилу осуществляется круговорот морали в природе.

Признаться, я никогда не бывал около Полигона, и представлял это гостеприимное местечко чем-то вроде аризонской пустыни в полдень. Или, на худой конец, в виде плавильной печи, когда истопник поддал жару и пламя становится оранжевым от гнева, и норовит вывести из строя ваш зрительный сенсор. На самом деле, Полигон оказался вполне пригодной для жизни и даже милой провинциальной дырой. Он встретил нас таким пейзажем: от небольшого озера с прозрачной зеленоватой водой вглубь саванны тянулась посадка голубой агавы, несколько пальм, высаженных с поэтичной хаотичностью, оживляли передний план, а кукурузное поле распласталось до самого горизонта. Красиво!