Потом король вернулся на свое место и уселся, уперев одну ногу в стол. Затем он сделал резкий толчок ногой и стал наблюдать, как стол переворачивается, а остатки ночного пиршества и грязные тарелки разлетаются по выстеленному тростником полу.

— Так-то лучше, — удовлетворенно заявил он, вытягивая ноги.

Я уселся поблизости и стал наблюдать. Он устроился поудобнее, налил себе чашу выдохшегося пива, глотнул, скривил лицо и сплюнул. Недовольным ревом он потребовал свежего пива, не обращаясь к кому-то конкретно, затем расслабился, скрестил руки на груди и посмотрел на меня.

— Итак, мой друг, явившийся из моря, — сказал он, — чем ты намерен заняться, когда мои герои отправятся выполнять свой долг? — он произносил это не официальным, а ироническим тоном.

— Но разве все, что ты сказал, не относится и ко мне тоже?

— Не совсем. Ты ведь не коренной житель Ольстера.

— Верно, но я ведь и не житель другой страны. К тому же я ем твой хлеб, сплю в твоем замке и живу по тем же законам, что и другие.

Конор покачал головой.

— Это не так. У тебя собственные законы. Ты можешь находиться среди нас, но никогда не станешь одним из нас. Ты — германец без рода и римлянин без племени. Тем не менее, Ольстер будет твоим домом, пока я жив, но иногда я думаю о том, каким же ты видишь свое будущее.

— И ты говоришь об этом именно сейчас, напомнив своим людям о долге?

Он пожал плечами.

— Сейчас неспокойные времена.

— Особенно если король сам провоцирует своих подданных?

— Да, если хочешь. Ну, так каковы твои планы?

— Ты хочешь спросить, что я буду делать теперь, когда ты настолько взбудоражил воинов Красной Ветви, что скоро в замке Имейн Мачи не останется ни одного мало-мальски стоящего собутыльника, в то время как мертвые тела врагов Ольстера усеют все его границы, а те немногие, которым посчастливится унести ноги, будут гадать, какая чума свалилась на их бедные головы?

Король продемонстрировал мне волчий оскал зубов.

— Думаю, ты правильно понял, что здесь происходит.

Затем он оглянулся в поисках какой-нибудь выпивки, но ничего не обнаружил, и снова потребовал пива. Из-за спины высунулась рука, водрузившая перед ним большой кувшин с пивом. Это оказалась рука Улинн. Вероятно, у меня был удивленный вид, поскольку Улинн не имела никакого отношения к прислуге, но женщина только подмигнула мне и исчезла.

Конор снова скрестил ноги. Меня всегда восхищали легкость и изящество его движений. Его лицо все еще было покрыто красными и белыми пятнами — результат вчерашней попойки, — а на щеках появились следы лопнувших сосудиков, но глаза его были ясными, а взгляд — острым. Он улыбался. Со мной Конор всегда держался дружелюбно, доверял мне и вообще обращался со мной, как с единственным здравомыслящим человеком из всего двора. Он обладал харизматическим обаянием. А если восхищаешься кем-то, то, даже понимая, что он тешит твое самолюбие с определенной целью, не можешь ему сопротивляться.

— У тебя свежий взгляд на вещи, и ты сам видишь, чем мне приходится заниматься. Как это происходит в твоей стране?

Я помолчал, погрузившись в раздумья, прежде чем дать ответ.

— Там все совсем иначе — так солнце отличается от луны. Твои люди не боятся тебя, а римляне страшатся потерять свое положение и влияние при дворе, их пугает перспектива впасть в немилость.

Конор презрительно хмыкнул.

— Но какой же во всем этом толк? — воскликнул он.

Мне оставалось только развести руками и пожать плечами. Что можно сказать королю, который спрашивает вас, для чего нужна власть? Конор нахмурился, но потом его лицо посветлело.

— Ну ладно, — произнес он. — Значит, все твои приятели отправляются на войну. Но чем же займешься ты сам?

Я немного подумал, но понял, что и сам не знаю ответа. В течение многих месяцев, с тех пор, как Кухулин отправился в Мюртемн с Эмер, мои обязанности сводились к тому, чтобы избавиться от похмелья, а назавтра снова удариться в пьянство. Я мог только гадать, какой ответ желает услышать Конор.

— Я тоже пойду бить врагов Ольстера, — наконец выпалил я, довольный собственным бравым ответом.

Он улыбнулся.

— Прекрасное предложение, но ни один из героев Ольстера не захочет ничьей помощи. Враги Ольстера пожалеют о том, что родились, уже через пару дней и без твоего участия.

Я протянул к нему руки.

— Тогда что же я должен для тебя сделать?

Этот вопрос оказался правильным.

— Завтра Оуэн отправляется в Коннот.

— Но для чего? — в недоумении спросил я. Оуэн мне ничего не сказал. Но почему он не сообщил мне об этом, если, Зевс свидетель, он рассказывал мне о себе все по многу раз?

— Чтобы закончить свое обучение. Чтобы кое-что узнать. Чтобы напугать Мейв, если это возможно, рассказами о больших шарах в штанах наших страшных воителей. Чтобы наблюдать, слушать и запоминать. А потом он вернется и расскажет мне о том, что узнал.

Я пришел в ужас. Я много слышал о Мейв и знал Оуэна, и для меня это звучало так, будто мучительная смерть Оуэна была вопросом нескольких дней.

— Но разве Мейв допустит его присутствие? А если и так, позволит ли она ему все увидеть? А если позволит и он увидит больше, чем ей хотелось бы, разрешит ли она ему вернуться?