– Нет, а что было?

Притихшая было казарма, быстренько все Володе разъяснила.

– Ну, и что? А откуда у меня генерал? Отец у меня полковник.

Действительно старший Зинченко был полковником авиации и служил под Новгородом.

– Да я же не про отца, Зазорин-то, вроде бы, генерал.

Евгений Александрович Зазорин был отцом Володиной невесты, Татьяны, и работал генеральным конструктором в каком-то страшно засекреченном НИИ в Большом доме на Московском проспекте в Ленинграде. Около их квартиры даже время от времени выставляли охрану. Григорий был как-то у них в гостях и видел богато украшенный наградами парадный мундир.

Володя засмеялся:

– Да вы что шутите что ли, он никогда не согласится, он и мундир-то никогда не носит.

– Ну, давай попробуем, вдруг согласится?

– Да вы что, мужики,- взмолился Володя, - ну, как это он поедет в Выборг сватать у цыганского барона незнакомую девушку, ну это просто невозможно себе представить! Глупость какая-то! Только Григорий мог такое сочинить!

Тем не менее, на Вовку Зинченко так навалились, что называется, всем коллективом, что он вынужден был пообещать попробовать поговорить с будущим тестем, правда, не напрямую, а через Татьяну. Про себя же он решил дело это заволынить, ввиду полной его бесперспективности.

Однако сделать это Володе не удалось. Буквально на следующий день проведать его приехала невеста. Тут-то ее и просветили, что от нее зависит, немного-немало, счастье Вовки Цыбина. Поскольку Таня его хорошо знала, реакция была ожидаемой: "Я с папой поговорю".

Зазорин-старший был человеком с юмором. Услышав рассказ дочери о Дне военно-морского флота, цыганской невесте и цыганском бароне, он задумчиво произнес: "Никогда бы не поверил, что такое может быть..."

– А что тут необычного, пап? Просто влюбился человек в цыганку, подумаешь!
– произнесла Татьяна. Она училась в Ленинградском университете на журналиста, одновременно работала нештатным сотрудником газеты "Смена" и воображала, что удивить ее в этой жизни уже ничем невозможно.

– Да, конечно, доченька, в этом-то ничего особенного нет, хотя многие за всю жизнь не видели ни одного цыганского барона. А вот, если для того, чтобы сосватать, скажем, тебя, на ноги будет поднят весь твой курс и еще незнакомые генералы, я буду считать, что воспитал хорошую дочь и жизнь удалась. Обязательно надо с этим Цыбиным познакомиться.

– Так ты поедешь, что ли?

– А как же Танечка! Конечно, поеду. Еще и спасибо тебе скажу. Не все же самолеты строить.... А там ведь, наверное, надо за невесту какие-то подарки дарить - я этих баронов немного знаю, они денежки любят. А жених, вряд ли из богатых будет?
– Засмеялся Зазорин-старший.
– Может, ему в долг дать?

– Не знаю, папа, точно, но, по-моему, там над этим вопросом работают...

– Поразительно, - еще раз повторил будущий Вовкин тесть, - передай в Выборг, в субботу приеду.

Таня была права: над вопросом выкупа за невесту в казарме действительно думали. Да, собственно, думать тут было нечего. Женька Болванов с самого начала обещал Цыбину за невесту своего Медведя.

3. Медведь.

До того, как Женька стал студентом Горного института, он 2 года проработал смотрителем маяка в заливе Креста, что является частью Анадырского залива на Чукотке. После армии он попробовал поступить в Ленинградский Гидрометеорологический институт, но по конкурсу не прошел - подзабыл школьную программу за 2 года службы. Не увидев себя в списке поступивших, Женька рассеянно скользил глазами по доске объявлений. И обратил внимание на предложение работать на метеорологическом посту, на Чукотском полуострове. Родственников, по крайней мере, тех, о которых бы он знал, у Женьки не было, воспитывался он в детском доме. "Что ж,- подумал Женька, - там точно никто не будет мешать готовиться к экзаменам", - и позвонил по телефону, указанному в объявлении.

Работа на маяке Женьке нравилась. Нравился сам маяк высотой с девятиэтажный дом и жилая комнатка на первом этаже - его первое отдельное жилье. Нравилось включать маяк, настраивать огромные зеркала, следить за вращающимися створками, колоть дрова в ожидании долгой суровой зимы, вести журнал наблюдений, связываться по рации с поселком Конергино или Эгвекинот. Да и значимость своей работы он тоже быстро оценил - к нему уважительно обращались по имени-отчеству, постоянно запрашивали результаты наблюдений - температуру воздуха и воды на разных глубинах, а зимой - толщину и плотность снега, скорость ветра и влажность. Да и проходящие мимо суда сигналили маяку, по-видимому, в благодарность за то, что не пришлось заблудиться или сесть на мель посреди Анадырского залива. Любил Женька и свою легкую плоскодонную моторную лодку, с которой так удобно было ловить рыбу, да и само это занятие - рыбную ловлю - Женька обожал с детства.

И надо же было такому случиться, что как-то раз, в конце короткого чукотского лета, выйдя утром на лодке для обычных замеров температуры воды, Женька выловил из моря запечатанную бутылку из-под обычного "Жигулевского". Внутри сквозь стекло виднелась какая-то бумага. Привязав лодку, Женька поднялся в свою квартирку, ножом расковырял выструганную из дерева пробку и вытащил бумагу, которая оказалась письмом.

Бумага оказалась частью зеленоватого цвета упаковки из-под пачки чая N 36. Текст был следующим: "Я Генка Шубин раненый лежу около ручья в избе. Помогите кто может а то умру". Потом шла дата и даже время было указано.

Женька собрался быстро. По рации связался с Эгвекинотом, сказал, что вечером на связь не выйдет, так как будет снимать в заливе сети. Взял бутылку спирта, аптечку, топорик, банку тушенки, сухари, чай, сахар, котелок, спички, сигареты, карабин, патроны и нож, пару канистр бензина и парашютную стропу, такую же, какой привязывал лодку к причалу у маяка.

Где находится изба (так называли здесь охотничьи и рыбацкие лесные домики), Женька точно не знал, но предполагал, что неизвестный Генка Шубин, судя по дате на записке, находился где-то недалеко. Скорее всего, на ручье Бастах. Избу эту Женька отлично знал, плыть туда надо было километров 10, а потом еще вверх по ручью около километра. Если воды в ручье много, этот километр тоже можно будет пройти на моторке. Дорога до устья ручья заняла около 2 часов - в заливе было приличное встречное течение. А вот в ручье вода не покрывала донные валуны. Пришлось лодку затащить в кусты, нарубить веток и хорошенько ее укрыть: если этот Генка Шубин ранен, значит, в лесу может шляться недобрый народишко, причем не местный - от местных в избе прятаться глупо - они Генку бы там давно нашли. Женька взял рюкзак, карабин и, стараясь не шуметь, пошел вверх по ручью.