Шрифт:
Тил послушно сел прямо и прислушался. Под кроватью застонала какая-то пружина, затем что-то грохнуло и раздался звук бьющейся посуды. Немного подождав, молодой человек, словно боясь, что его не услышат, громко произнес:.
– Все равно у молока нет души!
Под кроватью послышалась возня и до Тила донесся глухой голос старика:
– Каждому свое. Хочешь - верь, хочешь - не верь.
Снова застонала пружина и из-под кровати показался Фомич. В руках он держал старый чайник с погнутой ручкой, тарелку и несколько больших кружек.
– Вот, - с трудом поднимаясь с колен, сказал старик.
– Сейчас чай готовить будем. А насчет того "есть душа у молока или нет", я так скажу: заходил тут ко мне один, рассказывал, что субстанцией какой-то питается. Как ее там... А! Прана. Все доказывал, что она его живительной энергией наполняет и пища ему больше не нужна.
Поставив на стол кружки, Фомич пошлепал к холодильнику.
– Как по мне, - продолжил он, - ежели природе было бы угодно, чтобы мы питались одним воздухом, то она ни за что не подарила бы нам всю ту вкуснятину, что мы едим.
Покопавшись в холодильнике, старик вынул из него хлеб, колбасу и металлическую вазочку с печеньем.
– Не согласен. Природа настолько удивительна, что мы до конца не знаем ее законов, - попробовал возразить Тил.
– Я бы с удовольствием пообщался с вашим знакомым. Меня давно интересуют подобные вещи.
– Вот помрешь, и пообщаешься, - Фомич чиркнул спичкой и зажег конфорку плиты.
– Что значит "помрешь"?
– испуганно спросил Тил.
– Этот ваш знакомый умер?
– Недели две назад как помер. Тоже, как и ты, сюда приперся. Дня четыре философствовал, то об одном, то о другом. Весело с ним было, - ответил Фомич, наполняя чайник водой.
– Получается, что я не сплю?
– побледнев, спросил молодой человек.
– Не спишь, - подтвердил Фомич, ставя чайник на огонь.
– Я умер?
– почти шепотом спросил Тил.
– Пока нет. Скорее всего, лежишь в коме.
Сказав это, старик вынул из ящечка стола нож и начал резать колбасу.
– Как же я здесь оказался?
– растерянно спросил Тил.
– Видишь, вон то здание перед домом?
– Фомич ткнул ножом в сторону оконного проема.
Молодой человек кивнул головой.
– Это больница, - просветил Фомич.
– Ко мне оттуда частенько коматозников заносит.
Тил поднялся и хотел было подойти к проему, но старик его одернул:
– К окну не приближайся! Не дай бог, если тебя кто-нибудь увидит.
Фомич сгреб нарезанную колбасу и кинул ее на тарелку.
– Как же меня можно увидеть, если я лежу в коме?
– Тил вопросительно посмотрел на Фомича.
– Душу видно в дождливую погоду. Она в воде, как в зеркале отражается. А сегодня с самого утра льет, как из ведра.
– И что в этом плохого? Подумаешь, силуэт в окне торчит. Мало ли кто из окон смотрит.
– Тил опустился на стул.
– Этот дом давно на снос, - сказал Фомич, нарезая хлеб.
– Увидят кого в окне, решат, что бездомные поселились, с проверкой придут. А так, вроде, про дом забыли.
– Но свет-то горит. так или иначе решат, что зесь кто-то обитает.
– Это не тот свет, что живым виден. Не веришь? Проверь! Дом-то давно обесточен.
– Значит, я - привидение, - произнес Тил и на его глазах навернулись слезы.
Фомич вытер руки о подол рубахи:
– Ну, до привидения тебе еще далеко, хотя телесно ты отсутствуешь.
Увидав, что молодой человек вот-вот расплачется, старик подошел к нему и, похлопав по спине, сказал:
– Не стоит так расстраиваться. Скоро Захарыч придет, так мы у него все о тебе и разузнаем. Он при больнице домовым служит.
Тил с надеждой посмотрел на своего нового знакомого:
– Вы тоже при больнице служите?
– Нет, что ты!
– замахал руками Фомич.
– Я домовой местный.
– Как это?
– не понял его молодой человек.
Старик подошел к холодильнику и достал из него пачку заварки.
– Я в этом доме лет двести уже живу, - сказал он.
– Когда-то здесь барыня одна проживала. Я, как раз, при ней родился. Затем ее потомки тут хозяйничали, а после революции из дома коммунальное жилье сделали.
Усевшись на табурет, Фомич продолжил:
– Жизнь сразу закипела! Нас домовых штук сорок собралось. Хорошая была жизнь. Веселая! То соседи по пьяни подерутся, то одна хозяйка другой в компот соли добавит. За детишками приглядывали, когда их родители на работу уходили, влюбленных гоняли. А потом народ расселили и все разъехались, кто куда.