Шрифт:
– А вы почему здесь остались?
– Моя хозяйка умерла еще до переезда. Славная была старушка, правнучка той барыни. Всегда нарядная ходила, ухоженная. Местные тетки ее ненавидели. А она на них внимания не обращала. Подбородок вверх поднимет и идет. Пять языков знала. Литературу какую-то переводила. Меня кормила.
– Это как?
– удивился Тил.
– Поставит на комод тарелочку, на нее угощение положит. Печенье, конфетки... Иногда в стопочку молочка нальет...
– А разве без этого вы не можете кушать?
– удивился Тил.
– Могу, конечно! Дело-то не в еде, а в признании, да в уважении. Это она меня Фомичом нарекла. Поставит тарелочку, поклонится и говорит: "Приди, Фомич, прими мое угощение, за работу свою...". Эх, позабыл уже слова. Я для нее старался очень. Вижу, кончается крупа, так я натащу ей крупинок и снова мешочек полный. И деньги целы. Мужа и детей ей боженька не дал. Племянники у нее жили, она их у себя прописала. А когда им отдельные хоромы дали, они уехали, а меня с собой не позвали.
– А вам специальное приглашение требуется?
– Вот сразу видно, не наш ты человек! Да! Меня позвать надо! Ставишь сумочку или корзинку посреди комнаты и зовешь. Потом из комнаты уходишь, минут на пять.
– Зачем?
– Чтобы дать мне время все свое хозяйство в корзинку уместить...
Тил расхохотался. Фомич обиженно посмотрел на него:
– Ничего-то нынешняя молодежь не знает.
Молодой человек перестал смеяться:
– Так найдите себе нового хозяина, - предложил он.
– Не могу я дом оставить, - ответил домовой.
– Если уйду, он окончательно разрушится. А я его в опрятности держу: тут подлатаю, там починю. К тому же меня другие домовые навещают.
– Но ведь наступит день и этот дом рухнет, либо его все-таки снесут...
– Из него несколько раз пытались больничный корпус сделать. Да, видать, денег не хватило. Вот и стоит он одинокий уже тридцать лет. А рухнуть я ему не позволю.
Засвистел чайник. Фомич слез с табуретаи, сняв его с плиты, поставил на деревянную подставку. Подняв крышку, он сыпанул в него немного заварки.
В коридоре кто-то кашлянул и Фомич обрадованно воскликнул:
– Захарыч, заходи, чаевничать будем!
Из темнты показался худощавый домовой с большими усами. Немного смущаясь, он бочком вошел в кухню и, сняв с себя длинный плащ, кинул его на спинку кровати.
– Я тут не один, - пробасил гость, - со мной душа одна увязалась, а прогнать жалко.
– Так пусть заходит. Мы каждому рады, - сказал Фомич.
Кивнув головой, Захарыч скрылся в коридоре и вскоре вернулся обратно, держа за руку молодую женщину лет двадцати пяти, одетую в джинсы и клетчатую блузку. Ее длинные светлые волосы были собраны в хвост. Испуганно озираясь, женщина покорно следовала за приятелем Фомича.
Усадив ее за стол, Захарыч сел на свободный стул, а Фомич, разлив по кружкам ароматный напиток, произнес:
– Кушайте, гости дорогие. Чем богаты, тем и рады.
Усевшись за стол, он обратился к приятелю:
– У меня тут тоже пришлый. Тилом зовут. Ничего о себе не помнит. Предполагаю, что он больничный.
Захарыч внимательно посмотрел на молодого человека и сказал:
– Наш. Вчера вечером поступил с проломленной головой.
Вздрогнув от этих слов, Тил схватился руками за свою голову.
– Ты чего за голову хватаешься?
– усмехнулся Фомич.
– Ты же душа, а проломленная голова в больнице осталась.
Он шумно отхлебнул горячий напиток и добавил:
– Видать, подрался с кем-нибудь.
– Нет, - сказал Захарыч.
– Парень в такси ехал. Произошла авария и он вылетел из машины через лобовое стекло. Его тело находится в реанимации, на четвертом этаже.
Он взял кусок колбасы и, положив ее на хлеб, продолжил:
– Его в больницу привезли с вещами и документами. Пока скорая бумажки оформляла, вещи его тю-тю. Спер кто-то.
– Украли?
– переполошился Тил.
– Бывает, - Захарыч потянулся за еще одним куском колбасы.
– А как же мои документы и деньги?
– Да не волнуйся ты так. Может еще найдутся, - попробовал обнадежить его Фомич.
– Это вряд ли, - возразил Захарыч, запихивая бутерброд себе в рот.
Прожевав, он добавил:
– Сейчас главное найти хоть кого-нибудь, кто его знает, чтобы родных оповестить. Травма тяжелая, скорее всего операция потребуется.
– Плохо дело, - задумчиво сказал Фомич и подпер рукой подбородок.