– Какое вы имеете право ставить диагноз, не будучи врачом?!
– возмутился Тил.

Захарыч порылся в карманах старомодного пиджака, вынул из них бумажную салфетку и несколько конфет. Тщательно вытерев рот, он сказал:

– Я, уважаемый, при больнице не первый год служу. Я при ней больше ста лет нахожусь и всякого насмотрелся. Чтобы правильный диагноз поставить, мне институтских дипломов не требуется. Ежели сказал, что операция потребуется, значит так и будет. Без нее, горемычный, ты не выкарабкаешься.

Придвинув к себе кружку, Захарыч взял одну из конфет.

– Так почему они ничего не делают?!
– Тил перевел взгляд с одного домового на другого.

– А чего торопиться?
– удивился Захарыч, снимая с конфеты обертку.
– Доктора делают все, что должны. Но родные все равно нужны.

Тил побледнел:

– Но вся моя родня живет в Дании.

– Ты погляди!
– обрадовался Фомич.
– Память вернулась. Что еще о себе помнишь?

– Я учитель истории и мне предложили работу в посольстве... Фомич!

– Чего кричишь?
– поморщился старик.
– Здесь глухих нет.

– Я все вспомнил!
– молодой человек схватился пальцами за волосы.
– Точно! Я только вчера прилетел в Москву. Приземлился в аэропорту, взял такси. Потом авария... В посольстве даже не знают, что я здесь.

– Думаю, что нам надо каким-то образом связаться с теми, кто тебя знает, - задумчиво сказал Фомич и потянулся за конфетой.

– Но, как?!
– молодой человек тяжело вздохнул.

– Способов много, - ответил ему старик и не снимая обертку, сунул конфету себе в рот.
– Слышь, Захарыч, что-то твоя спутница совсем скисла.. С ней-то что?

– Сиганула утром с семнадцатого этажа. Любовь... неразделенная.

– Бедняжка, - сочувственно сказал Фомич.
– Надеюсь оклемается.

– Если выживет. Семнадцатый этаж, как-никак.

– А если не выживет?
– шепотом спросил Тил.

– Отправится на небеса, - прикрыв глаза, Захарыч шумно отхлебнул из кружки.

– А ты чего шепчешь?
– удивился Фомич.

– Перед ней неудобно, - ответил молодой человек, кивая в сторону гостьи.
– Зачем ей слышать о том, что она может умереть.

– Эта красавица вряд ли сейчас что-то понимает, - со знанием дела произнес Захарыч.

Фомич заерзал на табурете:

– Ты, Захарыч, лучше подскажи, как парню помочь?

– Можно влезть в сон того, кто его знает. Будет логично предположить, что это должен быть кто-то из его родни.

Фомич посмотрел на Тила:

– Ты, милый, где у себя в Дании живешь?

– В Копенгагене.

– Адрес назови!

– Зачем?
– удивился молодой человек.

– Он еще спрашивает!
– поразился Фомич.
– Матушку твою во сне навестим. Как ее зовут?

– Джет Нильсен, - ответил Тил.
– Подождите! Мама не знает вашего языка и ничего не поймет. Это я учил русский язык. К тому же, мама живет не в столице, а в Роскильде.

– Это тоже город?
– поинтересовался Захарыч.

Тил поднялся со стула и, расправив плечи, сказал:

– Да. К вашему сведению это бывшая резиденция датских королей и в эпоху викингов являлась столицей Дании!

Фомич почесал под бородой:

– Надо же! Так чего же тебя, викинг, сюда понесло?! Сидел бы дома, возле мамкиной юбки и мы бы сейчас не мучились. Давай, пиши адрес матери. Только сядь, для начала. А то вскочил, шашку наголо!

Старик, вынув из карманов штанов мятый листок в клеточку и огрызок карандаша, протянул их Тилу:

– А за язык не переживай. У вас там тоже домовые водятся. Датские. Хоть один из них, но поможет с переводом.

– Это пустая затея, - растерянно сказал Тил, усаживаясь за стол и расправляя листок.

– Еще родные имеются?
– поинтересовался Захарыч.

– Две сестры и брат. Ингер, Эмма и Пер.

– Ты вот, викинг, упомянул, что в посольстве работать собирался, - задумчиво произнес Фомич, - а может ты в нем кого знаешь?

– Знаю!
– оживился Тил.
– Одного парня знаю. Я с ним переговоры о работе вел. Его Оле зовут. Оле.., Оле.., Оле Йенсен. Он занимается подбором кадров.

– Ну хоть что-то, - с облегчением вздохнул Захарыч.
– Вот он-то нам и нужен.

Фомич слез с табурета и подошел к большому зеркалу, висевшему на облупленной стене. Протерев видавшую виды поверхность рукавом своей рубахи, он сказал:

– Через зеркало пойдем, не хочу под дождем мокнуть. Захарыч, ты с нами?

– Нет, - отозвался тот, - у меня в больнице дел - выше крыши, к тому же моя спутница умирает. Семнадцатый этаж...