На площади Клодио он несколько минут подождал, пока какое-то жалкое, типично «среднее» семейство усядется в старенькую «джулию» и освободится место. Ему пришлось даже, хотя это было совершенно ни к чему, подать назад, а потом, теряя последнее терпение, опять ждать, когда заглохший мотор «джулии» вновь заведется. Наконец место освободилось, и он припарковался.

У бара «Розати-2» толпилось столько народа, что Балестрини даже решил было отказаться от кофе. Но вдруг среди озабоченных физиономий мелькнуло чье-то светлое, улыбающееся личико.

— Привет, угостишь меня аперитивом? — спросила Вивиана, подойдя к Балестрини, и они вместе стали пробираться сквозь толпу внутрь бара, к стойке с двумя ярко-красными кубами для прохладительных напитков.

— Что ты тут делаешь?

— Приехала за Джиджи. Только он об этом не знает.

— А-а…

— Вот именно «а-а»… Наверное, он так и ответит, когда я сообщу ему, что хочу прогуляться по набережной под ручку с мужчиной. Однако на тебя даже в этом вряд ли можно рассчитывать… — тяжело вздохнула Вивиана.

Балестрини, уткнувшись в свой стакан, усмехнулся. Несомненно, Вивиана — красивая и привлекательная женщина. Это он знал, но ему никогда не приходило в голову как-то по-другому взглянуть на жену Джиджетто Якопетти. И вовсе не потому, что он следовал одному из любимых изречений отца: «О даме не следует высказывать мнений, ее надо уважать». Он никогда не сравнивал Вивиану с Ренатой, хотя почти всегда видел их вместе. У него вообще не было привычки сопоставлять людей и давать им оценки. Однако его поразило, сколько взглядов, лишь мельком скользнув по нему, устремилось на Вивиану, а она, казалось, ничего не замечает, даже ни разу не оглянулась.

— Пошли?

Они миновали заграждение из бело-синих полицейских джипов, более многочисленных, чем обычно, и направились вверх по людному узкому бульвару, где все беспрерывно друг с другом здоровались. Прохожие останавливались у лотка с юридической литературой. Рядом с изданиями вроде «Совладение» или «Новые положения семейного права» были разложены какие-то брошюрки в голубых обложках, и многие покупатели их с интересом листали.

— Что это такое? — спросила Вивиана.

Вопрос ее, понятно, относился не к десятку полицейских, а к целому лабиринту из переносных металлических ограждений, который громоздился у входа в прокуратуру. Потом лабиринт разветвлялся на три прохода: один вел к наружной лестнице, а два других — внутрь здания. Молоденький полицейский обыскивал какого-то толстяка, у него, видимо, не было документов, дающих право на вход.

— Это все из-за процесса Маральди? — спросила Вивиана, когда они входили в здание, где у двери их приветствовал безусый полицейский комиссар.

— Да. Теперь ограждения расставляют каждый месяц и дней на десять, не меньше. И самое интересное, что мы берем их напрокат; на деньги, которые мы на это тратим, за год можно было бы купить свои.

— Что, они из чеканного серебра?

— Прости, что ты сказала?

— Да нет, ничего, — рассмеялась Вивиана, прижимаясь к его плечу.

— Ну вот и ваш рынок Траяна [35] , поглядим, тут ли Джиджи.

В вестибюле среди колонн, книжных киосков и группок беседующих Джиджи не было. Не было его и у себя — кабинет оказался заперт на ключ.

— Знаешь, он, наверно, вообще сегодня не приходил, — пошутил Балестрини, подергав ручку двери. Вивиана улыбнулась.

— Пытаешься посеять раздор в семье? Мог бы и покрыть его интрижки.

Гм, интрижки. Не худо было бы с ней поболтать, пошутить, только не то сегодня настроение, мрачно подумал Балестрини. Но Вивиана отнюдь не собиралась лишать себя возможности немножко побеседовать с Андреа.

— Ты что же, даже не пригласишь меня в свой кабинет? У тебя дела?

— Да нет. То есть не слишком много. Но я порядком устал, утром вел допросы.

— Поэтому ты такой сердитый?

— Сердитый?

— Да, сердитый. У тебя такая физиономия… посмотрел бы на себя в зеркало. Послушай, что у вас там с Ренатой происходит?

Балестрини молча уставился на Вивиану. Неужели что-то написано у него на лице? Вряд ли Рената чем-то поделилась с подругой. Еще менее вероятно, что их семейные дела уже стали предметом сплетен. Во всяком случае, пока еще не стали. Его охватило чувство суеверного преклонения перед сверхъестественным даром Вивианы видеть людей насквозь, с которым он сталкивался уже не впервые. Ей не требовалось ничего — ни свидетелей, ни экспертов, ни улик, ни документов. Без всякого предварительного следствия силами судебной полиции она, руководствуясь только Женской Интуицией, пришла к абсолютно точному выводу. Балестрини почувствовал, что Вивиана просто наслаждается его удивлением.

— Вот уже несколько дней Рената хочет о чем-то со мной поговорить, но нам никак не удается встретиться… Причем, наверно, по моей вине. Вы что, оба расстроены одним и тем же?

— Более или менее, — заставив себя усмехнуться, ответил Балестрини. Поделиться с ней? С Вивианой? Он почувствовал, как в груди у него словно бесшумно опустилась металлическая шторка, ледяная и тяжелая. Ему не хотелось встречаться с Вивианой взглядом, и он по-детски вертел в руках лежащие на столе предметы.

— Д-да… у нас не все в порядке… в некотором смысле. Рената с недавних пор, ну да… она…