Митроха выглянул в окно и увидел, как тело Тихона на четвереньках ползет к калитке, а Дружок слегка подталкивает его сзади передними лапами.

– Ну, ладно...
– со вздохом сказал Митроха.

Он прошел в комнату, включил телевизор и начал переключать каналы, пытаясь найти что-нибудь удобоваримое или более-менее приемлемое. Весь эфир был заполнен выступлениями политических позвиздов и пением голосистых эстрадных шалопут. Митроха хотел выключить телевизор, но затем переключил его на местные новости.

– Сегодня в бобровский детский интернат прибыл целый грузовик с огнетушителями, конфетами и другими новогодними подарками, - быстро говорил хмурый молодой позвизд в коротком итальянском пиджачке.
– Это трудовой коллектив фирмы "Экстра-КТ" решил взять шефство над детишками. Пусть у них теперь нету пап и мам - горьких пропойц и алкоголиков, зато есть Большой Друг всех детей нашего города, уважаемый предприниматель и просто замечательный человек - господин Невзлобин. Он лично прибыл на утренник, а затем вместе со своими сотрудниками и воспитанниками интерната водил хоровод вокруг новогодней елочки. В конце представления хор воспитанников спел господину Невзлобину известную песню "Гудбай, Америка!" на слова одного из воспитанников и в собственной оригинальной оранжировке.

На экране появилась картинка - толстая женщина в белом халате с усталым, и каким-то даже измученным лицом взяла микрофон и сказала:

– А сейчас, наш хор исполнит известную песню "Гудбай, Америка!" За баяном - учитель пения Аристарх Иванович! Похлопаем!

Сидящие на стульях, гости начали хлопать, а на сцену вышли десять воздушных созданий с прозрачными ушами и маленький седой старичок с огромным баяном. Создания стали полукругом и начали переглядываться, а старичок неловко поклонился зрителям и сел на стул в углу сцены.

– Аранжировка Аристарха Ивановича!
– крикнула толстая женщина и торопливо удалилась за кулисы.

Старичок встал и поклонился снова, а гости похлопали еще немного. Аристарх Иванович привлек к себе внимание хористов легким постукиванием ноги, а затем кивнул им головой и растянул меха. Хор не очень дружно, но весьма чисто запел:

Гудбай, Америка, о,

Носи теперь сама-а-а,

Свободный свой,

Зеленый кардига-а-ан!

Гудбай, Америка, о,

Пусть бэтме-е-ен,

Сушит лапти-и-и,

А Робин ему чистит самовар!

На сцену вдруг выскочил бандитского вида мальчик и речитативом произнес:

– Пусть бф-бф, сушит лапти бф-бф, бэтмен! О ес, бф-бф!
– Аристарх Иванович подыграл рэперу баяном, коротко дернув несколько раз мехами.

Даже на экране старого телевизора было видно, как сильно побледнел господин Невзлобин, а его молодой секретарь вскочил со стула, закрыл лицо ладонями и выбежал из зала.

– Выступление хора произвело настолько сильное впечатление на гостей, и лично на господина Невзлобина, - продолжал хмурый молодой позвизд, - что он пообещал уже к следующим светлым пасхальным праздникам закупить для него музыкальные инструменты, а затем отправить всех на конкурс прямо в Москву.

Митроха выключил телевизор и встал.

– Нет, это не американцы, - сказал он тихо.
– Это не могут быть они...

Глава XV

Месть черной зебры

После исчезновения Адельки Подкрышен словно бы впал в прострацию. Он кое-как прикрыл выломанной дверью вход в номер, а затем вернулся в разгромленную спальню и рухнул на постель лицом вниз. Падая на кровать, он неловко зацепил за шнуры балдахина и тот, сорвавшись с хлипких креплений, плавно опустился на него сверху, накрыв спину и ноги несчастного сибарита тяжелым бархатным парашютом. После этого Эмилий почувствовал вдруг исходящее от искусственного бархата синтетическое тепло и на несколько часов забылся тревожным сном без сновидений.

Когда окно номера начало сереть, а потом засветилось приглушенным зимним светом, Подкрышен очнулся и выбрался из-под тяжелого бархатного парашюта. Он кое-как умылся и долго бродил по номеру, собирая разбросанные повсюду предметы своего повседневного костюма. Постепенно нашлось почти все, кроме сенаторских трусов и Эмилий переоделся в свои повседневные мятые одежды.

Тяжелый кроличий хвост неприятно давил на копчик под джинсами, и он сначала хотел его оборвать, но потом махнул рукой, подхватил теннисную сумку с остатками карнавального костюма и вышел в коридор. Прямо под зеркалом лежало оторванное кроличье ухо с отпечатком грязной ступни, и, глядя на него, Эмилий чуть не расплакался, но, в конце концов, взял себя в руки, сунул ухо в сумку, сильно толкнул ногой дверь и, когда она с грохотом вывалилась в коридор, решительным шагом направился к лифту.