– Да откель паспорт-то! Он, почитай, из села приехал, кто ж ему такой документ выдаст.

Ну да, в это время процесс паспортизации только налаживался, а то начитались Маяковского, что он там что-то из штанин извлекает, я-то только годы спустя узнал, что в стихотворении речь шла о загранпаспорте. В загранку - да, без паспорта никак, а внутри страны как-то обходились.

Приглядевшись к лицу изображенного на небольшой черно-белой фотографии человека, я понял, что он и впрямь чем-то смахивает на меня. Может, это знак свыше? На первое время могу закосить под Яхонтова, а там уж как-нибудь, с божьей помощью... Правда, нужно еще от формы сотрудника НКВД избавиться, заменив ее на гражданскую. Хорошо еще, что бабуля не разбирается в таких тонкостях, приняла меня за милиционера.

– Знаете что, Клавдия Ивановна, я, пожалуй, временно конфискую этот документ для проверки личности вашего постояльца. Если объявится - так ему и передайте. Потом повесткой вызовем в милицию, а заодно и ваш вопрос постараемся решить. Если внушение не поможет - будем применять к дебоширу более строгие меры.

– Вот спасибо, сынок! Я ж за тебя молиться теперь буду!

– Не надо молиться, ваше дело - вовремя докладывать о творящихся безобразиях. И не поселять у себя жильцов без соответствующего оформления документов... Ох, что-то есть так хочется!

– Так я быстро кашку пшенную с молочком утренним сготовлю, у нас тут поутру разносит крестьянка из Бутово.

– А что ж, не откажусь. Премного благодарен за вашу заботу. Я у вас тут, получается, и сам словно постоялец, вечер да ночь провел.

– Вот кабы все были такие постояльцы - и слава Богу!

– И еще платили бы, - усмехнулся я.

– Дык жить-то надо, куды ж деваться, на пенсию, что артель платит, разве ж проживешь?!

– А что за артель?

– Дык я ж тридцать лет, почитай, на 'трехгорке' проработала, они и платят из фонда.

– На 'Трехгорной мануфактуре'?

– На ей самой, будь она неладна.

– А что так?

– Дык сама там все здоровье оставила, еще и мужа моего, Степана Лексеича, мануфактура эта в 21-м забрала: попал в ситценабивной станок, когда уж вытащили - одни кровавые ошметки.

Тут Клавдия Ивановна снова со вздохом перекрестилась, теперь уже на черно-белую фотографию в рамке, на которой была изображена она же в возрасте лет тридцати, с платочком на голове, рядом с усатым мужиком картузе, выглядевшем куда старше.

– Мы ж с ним оба с Псковской губернии. Приехали в Москву аккурат к войне с японцами, да и устроились на мануфактуру. Подвальчик вот себе заработали на пару комнатушек. Детей двоих родили, сына с дочкой, ну энто еще до революции, они уж разлетелись. Дочь за военного вышла, они на Дальнем Востоке сейчас, а сын помер, под поезд попал, царствие ему небесное, Володеньке моему.

Опять перекрестилась, теперь уже на общее фото, где были изображены все члены семьи.
– Чивой-то я разговорилась, пойду кашу готовить.

Оставшись один, я, с оглядкой на дверной проем, принялся рыться в вещах постояльца. Так, опасная бритва - вещь полезная. Обмылок дегтярного мыла в плотной бумаге - тоже сгодится. Это все вместе с удостоверением личности втиснулось в планшет, который я вместе с формой и оружием позаимствовал у Шляхмана. И кое-какая одежонка имеется. Причем, что приятно, на вид вроде бы мой размер. Натянул на гимнастерку пиджак... Слегка маловат, но без гимнастерки, думается, будет свободнее. Снял, отложил в сторону. Вот и сорочка, большой отложной по моде воротник относительно чистый - откладываем к пиджаку. Брюки... Приложил к себе - коротковаты, по щиколотку, а на дворе не 60-е, стиляг еще нет, тут мужики, как я заметил еще по прибытии в прошлое, форсят в просторных штанах.

– Ой, чивой-то вы делаете?

Старушка как-то гармонично перескакивала с 'вы' на 'ты' и обратно. Сейчас, стоя в дверях, она с любопытством наблюдала за моими действиями.

– А-а... Это на экспертизу, образцы одежды, - отбрехался я.
– Потом вернем, пусть жилец не переживает.

– Ну ежели на икспиртизу - то ладно. Каша стынет, товарищ милиционер.

Позавтракав, я объявил, что мне нужно сдавать дежурство, а посему отбываю в Управление, прихватив с собой удостоверение личности и перевязанные бечевкой образцы одежды Василия Матвеевича Яхонтова. Переодеться на скорую руку удалось в одной из квартир готовящегося под снос двухэтажного дома старинной постройки, который обнаружился в паре кварталов от дома старушки Старовойтовой. Старинный московский дворик, словно бы списанный с картины Поленова. Дешевенькая, засиженная мухами репродукция картины с указанием фамилии автора на нижнем канте висела у нас на кухне, и все мое детство пейзаж ассоциировался с мамиными борщами, котлетами и пирожками с яйцом и капустой, которые ей особенно удавались. Пока эти дворики еще существовали, в моем же будущем центр Москвы был практически полностью избавлен от них, будучи закатанным в асфальт. Ну хоть старинные особняки сносить не стали, сохранив историческое лицо города.

Форму сотрудника НКВД, перевязав все той же бечевкой, заныкал здесь же, под половицей. В середину свертка спрятал кобуру с револьвером, туда же отправил и планшет, предварительно забрав из него бритву с мылом и удостоверение личности.

Жаль, нет зеркала, не могу себя оценить со стороны, но вроде бы одежонка Яхонтова на мне держится прилично. Плохо, что носков нет, оставил их в подвале, когда переодевался в форму Шляхмана. Не на портянки же ботинки натягивать, в самом деле, да и не натянул бы - пробовал. Эдак еще и мозоли натрешь. Хотя в карманах шляхманской формы я обнаружил несколько купюр и россыпь мелочи, так что носками можно обзавестись на каком-нибудь вещевом рынке.