Я спокойно посмотрел на замерших в растерянности подельников.

– Претензии имеются? Если есть - я готов немедленно их обсудить. Нет? Ну тогда можете быть свободны, пока я не передумал.

Эти уже не рыпнутся, если только у кого-то из них нет огнестрела. Но вроде бы нет, либо не хватает духу его достать. Хотя посторонних вокруг не видно, могли бы и пристрелить. Но ребятишки предпочли тихо испариться, бросив своего главаря подергиваться в предсмертной агонии на влажной после недавнего дождя земле. Асфальт в этот тихий переулок еще не добрался.

Ну что ж, можно, пожалуй, и нам с Лехой покинуть место драмы. Моих 'пальчиков' на торчавшем из груди покойника ноже нет, свидетелей, кроме тех двоих и моего подопечного, не наблюдалось. Как говорится, дело сделал - гуляй смело. И откуда во мне столько цинизма? Ни малейших угрызений совести.

А вообще что-то раздухарился я. Третий труп за два дня, куда это годится?! На фига мне такой кровавый след, пусть даже это кровь не самых лучших представителей человеческой фауны... Понятно, что первые два убийства были необходимостью, но все же в будущем надо бы попридержать коней.

– Нечего здесь смотреть, пойдем отсюда, - сжал я плечо замершего в немой сцене Лехи.

Тот молча повиновался, даже не спрашивая, куда мы идем. Я и сам шел просто подальше от этого места, куда глаза глядят, думая о своем. И даже когда за спиной раздался истошный бабий крик: 'Убили-и-и!' - я не ускорил шаг.

– А куда мы идем?
– наконец робко поинтересовался Леха.

– Пока просто идем. А если честно - сам не представляю. К твоему сведению, я тоже беспризорник, только взрослый. Нет у меня в Москве жилья.

– Как же так?
– искренне удивился пацан.

– Да вот так, считай, приезжий я, первый день в столице. И думаю, как бы из нее свалить после всего этого... Кстати, есть хочешь?

– Хочу, - честно признался Леха.

– Тогда давай зайдем вон в ту чайную, а то я тоже что-то проголодался.

В течение ближайших пятнадцати минут за шесть рублей семьдесят копеек мы на двоих умяли по тарелке относительно наваристых щей, картофельному пюре с котлетой по-киевски и теперь пили чай с сахаром вприкуску. Парень аж расцвел на глазах. Умыть бы его еще, постричь, приодеть, да в хорошие руки отдать. Только кроме как в детдом уже хрен куда определишь. Сейчас в стране уже должны были искоренить по идее беспризорность, тем более в Москве и Питере. И это логично, уж лучше детям в приютах расти, чем быть как перекати-поле. Криминал, антисанитария и так далее... Ну, на бумаге, может, и искоренили, а на деле все обстояло несколько иначе. Вон, Леха тому пример. Кстати, наверняка у парня вши, надо бы отвести его в парикмахерскую, обрить наголо, а для страховки еще и керосином голову помыть. Либо, чтобы в цирюльнях не светиться, своей опасной бритвой обрить, которая у меня в выселенном доме припрятана. Намылю ему черепушку, да и обкорнаю под 'ноль'. Ни одна вша не спрячется.

– Годков-то тебе сколько?

– Одиннадцать в прошлом месяце стукнуло.

– Грамоте-счету обучен?

– Немножко, я ж два класса закончил, да и в детдоме учился, пока не сбег.

– Значит, твердо решил в Крым податься?

– Угу. Там тепло, абрикосы... Дядь Вась, - ого, вон уже как, по имени, - дядь Вась, а поехали в Крым, а? Я скажу тетке, что ты мой папка.

– Так она что, не знает, кто твой папка и что он упился до смерти?

– А ты скажешь, что женился на мамке потом уже. Мамка сказывала, дом у тетки большой, а дочка уже взрослая, замуж вышла. Писала, чтобы мы в гости приезжали. Поехали, дядь Вась!

Дядь Вась... Куда деваться, так и придется пока быть Василием Яхонтовым. И что дальше? Может, и правда махнуть на юга? В Крыму сто лет не был, как-то все больше Египет да Таиланд. А на полуострове сейчас бархатный сезон, купайся - не хочу. Правда, и денег не так уж много, хорошо, если на билеты хватит. Опять же, у парня никаких документов. Да и у меня кроме удостоверения ничего. В том числе свидетельства о браке с этой, как ее...

– А как твою мамку-то звали?

– Люда. Людмила Ивановна.

– Кузнецова?

– Угу.

Надо запомнить имя-отчество, может, и пригодится. А свидетельство можно проигнорировать, сказать, что жили в гражданском браке. Не знаю уж, как в СССР с этим обстояло дело, возможно ли было такое в принципе. То есть многие сожительствовать наверняка сожительствовали, но государство этого, конечно же, не поощряло, ратуя за полноценную ячейку общества.

– А сестренок как зовут, сколько им лет?

– Зинка и Ленка, они близняшки, им по семь.

– Ну а ежели приедем мы к твоей тетке, как бы погостить, спросит, мол, чего Зинку с Ленкой не взяли?

– Так в детдоме!

– Ага, что ж я за папка такой, девчонок в детдом сплавил, а тебя на юг привез... Тетка вообще знает, что мамка померла?

– Вроде нет.

– Вроде... Знаешь что, я, пожалуй, помогу тебе до Судака добраться, а там уже своей дорогой пойду.

Тем более, подумалось, тетка эта может оказаться слишком бдительной. Донесет куда надо о подозрительном типе, а снова попадаться в руки НКВД я не спешил. И чего я вообще за этого шкета впрягся!

– Ну ладно, - вздохнул Леха, который еще два часа назад и не знал о моем существовании, а сейчас грустил, что я не его родственник.