Шрифт:
— Какая нечисть?
— Ведомо какая. Нечисть с сопки.
А тут уж, как тема стала близка, к беседе подключились и ранее безынициативные.
— Упыри там, — пробасил здоровенный рябой мужик. Со старого погоста лезут. Ещё в гражданскую то ли белые, то ли красные деревеньку у сопки пожгли, вот с тех пор и лезут мертвяки.
— Да брось,- встрял ещё один, — русалки это. Бабы красивые. Говорят если ночью мужика встретят, одежду с него сорвут и до смерти за…
— Дык я ж не спорю, шо красивые. Но упырихи. Раз из земли выходют. Мой шурин сам видал. На мотоцикле раз ехал мимо сопки той, и вдруг ниоткуда баба. Прям у дороги и рукой машет. Сама вся при фигуре, я имею в виду на показ. Не-е, не то чтобы, всё как надо, мелковато, конечно, но таких по телеку кажут.
— Ну и что он?
— Да он по газам и не оглядывался, пока до дому не добрался. Говорит, вмиг протрезвел. А глаза, говорит, этой упырихи до сих пор снятся. Жёлтые, звериные. Дьявольские глазищи.
— Да дурак твой шурин, надо было её…-загоготал самый молодой.
— Захлопнись, — проворчал Михась, — кто б эти бабы ни были, бесовское естество у них изнутри прёт. Детей уворовывают. Мужиков совращают. Потом ходит сам не свой: ни на покос, ни на сев. Одно хорошо, что руки на себя не накладывает, хотя и такое случается. Чаще просто спивается.
— Ну, у вас-то это, как бы помягче сказать, дело обыденное, — Лев окинул взглядом лица мужиков.
— Оно, конечно так, да не так, в своей философской манере ответил Михась.- Пить когда делать нечего — одно, а когда работать надо, ни-ни. Особливо если сообща.
— Ну, а детдом-то, — вернулся к интересующей его теме Лев, — не знаешь, кто пожег?
— Отчего не знать, — пожал плечами Михась, — знаю. Кладовщик ихний. Сенька Губошлёп.
— Какой кладовщик? Зачем? Спьяну что ли?
— Зачем спьяну? Сенька и не пил вовсе. Как раз он-то на себя руки и наложил. Поди-кось, пил бы, авось и до сих пор живой бы ходил. А так… Высосала баба с сопки его душу. Дочиста. Вернулись раз с посева, а он в сарае на перекладине висит. Дурында. Залез на колесо от «Беларуси» и…
— Не выдержал, что дети погибли?
— Да что ему дети. Из-за лешачихи этой. Уж больно красива была. А когда послала, Сенька и не сдюжил. Хлипкий был. Некрещёный. А нечисть таких и выбирает. У нечисти-то, ведомо, души нет. Вот и хочет хоть на время человечьей погреться.
— Так что, выходит, эта ваша лешачиха Сеньку на поджог подбила?
— С чего лешачиха-то? Директор ихний.
Головная боль стала нестерпимой:
— Директор? Детского дома? Не может быть. Дикость какая-то.
Михась флегматично пожал плечами.
— Дикость с лешачихой в постель лезть. А тут расчёт. Логика. Во! У него ж дитяти пропадать стали. Чуть ли не каждую ночь. Малолетки все. Поди-кось, за неделю всей оравы и не стало. Одну только схватили, прежде чем убёгла. Зачинщицу.
— Какую зачинщицу?
— Да была там одна. Бесёнок белобрысый. Шустрая, востроглазая. Всё про ельфов каких-то балакала. Мамку ждала. Мелкие только её и слушались. Она их всех увела. В лес на этих своих ельфов смотреть. А там и сгинули. Потом её ещё в дурке заперли. Хотя я думаю, что малых лешачиха с сопки к себе заманила. Уж шибко она до детишек охоча. У самой-то, видать, нету. За лешими такое часто водится. Вот и превращаются в лисунков заблудшие в лесу ребятёнки. Они ж по малости лет сопротивляься не могут. А эти ещё и мамку все искали…
— В дурку? , — прошептал Лев, пытаясь связать всё воедино, — бесёнок белобрысый. Постой, как ты сказал? — «У нечисти-то ведомо, души нет. Вот и хочет хоть на время человечьей погреться». Что-то вроде сексуальной аддикции. .
— Чё? А. . Ну да. . Ад, одна дорога,- кивнул Михась, -, а через секс туда и попадёшь. Бабы- зло. Из избы бы их не выпускать. А то так подолом и вертят.
— Не…- машинально, думая совсем о другом пробормотал Лев, — тут другое- бегство от одиночества. Снова и снова в сексуальную связь вступает, даже с незнакомыми, пытаясь хоть на время тепло почувствовать, погреться, как ты сказал. Избавиться от внутренней пустоты. Зависимость, проще говоря.
— Чё?
— Ну аддикция эта сексуальная… Зависимость… в смысле от секса. Ну как от самогона что ли…
— А-а. . Это да. Она самая акция. . Если не хлебнуть, то так худо бывает, что кажись, помрёшь прям тута.
Лев не слушал. Он торопливо доставал телефон.
— Сергей? Привет. Это Лев. Ну вот, ты говорил: «Звони», я и звоню. Да нормально всё, но помощь нужна. Ты теперь шишка. Не в службу, а в дружбу. Глянь по своим каналам, что есть на Гостемирову Светлану. Ага. Николаевну. Жду… Да, похоже на то. Не ржи. Ну, влюбился, с кем не бывает. Подстраховаться хочу. Ага. Спасибо. Так. Одна. Муж погиб три года назад? В Африке? А что его туда занесло? А-а, врач, под эгидой Красного креста. Да, блин, вот и командировка. Как она пережила-то. И малышка. Теперь понятно, откуда травма. Спасибо. Что, ещё что-то? Паспорт получала странно? То есть? Так… Так… Ого. Запутанная история. Так и не узнали, как 16- летняя девчонка, без родных и друзей оказалась в городе? И выдали? Странно. Ну ясно. Значит, замуж выскочила. Да знаю я, что умная. И что красивая, знаю. Да вот, как видишь, бывает. Спасибо. Слушай, ещё одно. Это уже по работе… Пожар был. В детском доме. В 90–91, да-да… именно скажи, что случилось. В двух словах. Для статьи мне. Так… Кладовщик спьяну…