Петр сел за небольшой столик у окна, достал карту, аккуратно подклеенную ленту фотоснимков, разведдонесение и углубился в работу. Увлекшись, он не заметил, как к нему подошел коренастый человек в простой гимнастерке.

— Здравствуйте, товарищ летчик! — сказал он. — Это вы летали над Турецким валом?

— Здравствуйте, — ответил Добров, с неохотой отрываясь от дела. — Над перешейком сейцас каждый день летают. И не я один.

Летнаба не удивил этот вопрос. С ним говорили уже многие штабные работники. Он с нетерпением ждал, когда его вызовет Михаил Васильевич Фрунзе.

— Это верно, — согласился незнакомец. — Но я имею в виду самолет-разведчик, который был над перешейком первого ноября, примерно в одиннадцать утра…

— Тогда мы, красвоенлет Киш и я.

— Поздравляю, товарищ Добров, со смелым полетом, — сказал собеседник, присаживаясь рядом на табуретку. — Мне говорили, ваш самолет сильно обстреливала Даже с земли страшно было смотреть. Вам-то не боязно было?

Доброва как-то сразу расположил незнакомец с серыми проницательными глазами. И он искренне ответил:

— Может, и забоялся, если бы за пассажира летел. А если занят работой, о страхе думать некогда.

И, помолчав, добавил:

— Одно только беспокоило, а вдруг из-за тумана снимки не получатся. Ведь нам сказали: аэрофотосъемка производится по приказу товарища Фрунзе. Значит, задание очень важное. И если нужно, не беда, что один экипаж погибнет. Зато он тысячи бойцов спасет. Тех, которым Перекоп надо штурмовать…

— Выходит, раз нужно, то и жизни не жалко? — с улыбкой спросил собеседник.

— Нет, почему, каждому жить хочется, — возразил Петр. — Но ведь я уже сказал: когда в бой идешь, об этом не думаешь…

Незнакомец немного подумал о чем-то и попросил Доброва подробнее рассказать обо всем, что он видел с воздуха. Приняв его за ответственного работника штаба, Петр не торопясь выложил все свои наблюдения. Нередко он прибегал к фотопланшету и карте.

— Значит, вы уверены в том, что Перекоп — Сиваш — Чонгар составляют единую цепь укреплений?

— Думаю, что так.

— Ну а где наиболее слабые места?

— На побережье Сиваша, — ответил Добров. — И неспроста: через него не переберешься. Даже с самолета можно определить, что там вязкая топь.

— Весь берег такой? — Летнабу показалось, что этому вопросу его собеседник придает особое значение.

Добров вспомнил, как в полете обратил внимание на сапожок Литовского полуострова. Ему подумалось тогда, что это единственное место, где можно посадить самолет.

Когда летнаб высказал свои соображения, незнакомец довольно улыбнулся и заключил:

— Правильно говорите, товарищ Добров. То же самое утверждают и здешние крестьяне.

Он энергично встал, внимательно посмотрел на Петра лучистыми глазами и добавил:

— Спасибо, товарищ Добров! Смелый полет совершили. И главное, очень полезный. Ваши снимки мы размножим и раздадим всем командирам наступающих частей.

Собеседник ушел, а Добров все еще думал о нем: «Какой умный и душевный человек. Как он быстро разобрался в фотопланшете…» В этот момент к нему подошел другой штабной работник и попросил:

— Пожалуйста, побыстрее заканчивайте легенду. Товарищу Фрунзе очень понравился ваш доклад о разведке.

Накануне штурма Михаил Васильевич Фрунзе объехал всю линию фронта, встретился с Блюхером под Перекопом, с Лазаревичем под Чонгаром, с Буденным и Ворошиловым, побывал у командиров почти всех дивизий. Нет, он был не из тех полководцев, которые узнают обстановку из вторых или третьих рук. Фрунзе своими глазами увидел и Турецкий вал, и прикрученные проволокой подошвы красноармейских ботинок. Сидел в окопах и разговаривал с бойцами. Беседовал с жителями присивашских деревень и советовался по телеграфу с Владимиром Ильичем Лениным. Детально сообщал ему обо всем происходящем.

Вот одно из телеграфных донесений командующего Южным фронтом Председателю Совнаркома:

«Части войск, особенно 30, 51, 52 и 15-й дивизий, находятся все время под открытым небом без возможности укрыться и при крайне недостаточном обмундировании. Особенно плохо с обувью, которая за дни быстрых маршей страшно истрепалась. Несмотря на все это, настроение частей бодрое и уверенное».

Меня, участника тех давних событий, всегда волнуют ленинские документы 1920 года. Они показывают прямое и самое активное влияние Владимира Ильича на весь ход боев по разгрому Врангеля. Дальновидность Ленина, к которой мы уже как-то привыкли, все-таки каждый раз поражает. Например, еще 16 октября, когда Председатель Совнаркома торопил с переброской 1-й Конной армии к Бериславу, а все войска Южного фронта только начали готовиться к решительному вторжению в Северную Таврию, на имя Фрунзе из Москвы пришла телеграмма. Заканчивалась она так: