и проявляющимися волнениями иного - низкого, по её

мнению - порядка, не дающими, как прежде, спокойно

следовать духовным представлениям о своём предназна-

чении, создавали нервное напряжение, готовое перерасти

в болезненный невроз. Из весёлой и озорной девушки она

превратилась в задумчивую, погружённую в себя, послуш-

ную и дисциплинированную студентку. Она перестала

опаздывать на занятия, но на лекциях не совсем воспри-

нимала информацию, постоянно думая о своём.

Во время отсутствия Хумова она ни разу не посетила

бабушку. Зато написала много стихов, а её записи в днев-

нике стали чрезвычайно длинными, подробно описываю-

щими её переживания, что помогало ей несколько успо-

каиваться хотя бы на время. Дневник оказался для неё

возможностью хоть как-то упорядочивать мысли, а вот

с чувствами ей было сложнее справляться. Они никак не

хотели подчиняться трезвому разуму, настаивающему на

возвращение к прежней безмятежной жизни, что означало

порвать отношения с Хумовым.

Но как она могла это сделать, если её сердце при одной

мысли об этом предательстве начинало колотиться, гулко

отдаваясь во всём теле. Иначе она не могла понимать раз-

рыв, означающий не что иное, как подлое предательство

человека, попавшего в сложную ситуацию. Кто ещё ему

может помочь? Он одинок как перст. И у него такая об-

ворожительная улыбка. Улыбка доброго человека. И какие

стихи к тому же он сочиняет.

Но её беспокоило больше всего то, что она начала

желать нечто большего от него. Её фантазии уводили их

одних, без никого, в укромные местечки. Там он после

прочтения стихов и разговора на разные житейские и фи-

лософские темы неожиданно приближался к ней, обнимал

бережно и нежно, касался её губ своими губами. А потом...

О боже, лучше не воображать себе то, что могло бы

случиться потом. Это было умопомрачительно сладост-

но. Щёки Ханы начинали пылать, и она отгоняла от себя

навязчивые мысли, так неожиданно легко появляющие-

ся. Она уже начинала понимать: в ней проснулся мощный

инстинкт продолжения рода. Да это понять и не стоило

большого труда. Вот сейчас, стоя под душем, она будто бы

мыла своё тело для него, но почему тогда ей виделись фал-

лосы упругие, крепкие, готовые в неё внедриться? Их было

много. Они окружали её со всех сторон. Эта картина на-

столько смутила Хану, что она быстро вышла из душевой

кабинки и, накинув халат на мокрое тело, прошла в свою

комнату. Но и там она не могла найти себе места и, натянув

спортивный костюм, выбежала на улицу.

Было ещё светло. В воздухе стояла влага после прошед-

шего мелкого дождичка, а лёгкий ветерок приятно охлаж-

дал горящие щёки. Она побежала к ближайшему скверу.

Там можно было бегать по специально сделанной беговой

дорожке, отмеряющей метры пробега. Чтобы пробежать

три километра, нужно сделать семь с половиной кругов.

Она сделала десять с половиной и, уставшая, без единой

пагубной мысли, довольная победой над собой вернулась

в свою комнату. Ей не хотелось зажигать свет. Она подхва-

тила халат и пошла в душевую, чтобы смыть наработанный

тяжкими усилиями неожиданной тренировки пот с гудя-

щего тела. Вернувшись, она увидела Антонину, сидящую

на своём надувном матрасе за дверью, как в первую ночь.

Хана от неожиданности замерла, но, быстро взяв себя в

руки, радостно сказала:

– С возвращением, дорогая. Я так волновалась за тебя.

– Принеси мне, пожалуйста, хлеба с маслом. Я силь-

но проголодалась. Помнишь, ты мне давала в первый день

моего пребывания у тебя?

– Конечно! И могу приготовить для тебя твой на-

питок.

– Нет-нет. Только не кофе, пожалуйста.

– Я принесу термос с горячей водой, а ты пригото-

вишь себе то, к чему привык, сам.

– Отлично. Ты меня хорошо понимаешь.

Через некоторое время Хана вернулась и неожиданно

услышала от дорогой подруги, что та собирается покинуть