Шрифт:
Комсорг младший лейтенант Базашвили встретился в коридоре штаба с подполковником Афониным. Оба знали, по какому вопросу их пригласил к себе батя.
— Комитет комсомола будет настаивать на самых жестких мерах, — сказал Базашвили.
— Так решило бюро?
— Нет, бюро еще не собирали.
— Тогда это только ваше предложение.
— У комсомольцев-ракетчиков, товарищ подполковник, мнение едино. Мы не потакаем нарушителям дисциплины.
— Я тоже. Дисциплина, как говорят, мать порядка.
— Выходит, товарищ подполковник, вы поддерживаете нас?
— В принципе, да. Но давайте сначала выслушаем Ивана Семеновича. Все ж таки он командир части.
— Согласен. — Базашвили открыл дверь в кабинет командира части и пропустил Афонина. — Пожалуйста!
Им навстречу встал из-за письменного стола полковник Маштаков, и по тому, как он пожал руку, жестом пригласил садиться, Афонин понял, что разговор будет долгим.
— Надо что-то делать с Нагорным. Дальше терпеть нельзя, — начал после короткого молчания полковник, — Что вы посоветуете?
Базашвили вскочил:
— Разрешите?
— Пожалуйста, Юрий Арсеньевич.
— На него не действуют ни устав, ни порядок. — Базашвили одернул гимнастерку. — Обычные порицания, товарищ полковник, с Нагорного как с гуся вода. Упрям как бык.
— Да, характер тяжелый, — добавил Афонин. — Не прошибешь.
— А взысканий у него сколько? — продолжал комсорг. — Одной гауптвахты почти двадцать суток, не считая нарядов. Вся карточка в этаких «поощрениях». И что же? Я видел, лично видел, как он шел последний раз на гауптвахту. Выслушал приказ с ехидной улыбкой, вразвалочку пошел к гауптвахте. Он — разлагающий элемент! Его присутствие влияет на других. От него надо избавиться.
Полковник Маштаков, заложив руки за спину, сосредоточенно мерил шагами ковровую дорожку. Так он прохаживался всегда, когда принимал серьезное решение.
— Избавиться не трудно, — глухо произнес полковник. — Совсем не трудно.
— С формальной стороны, да, — сказал Афонин. — Но это самый легкий путь.
Маштаков остановился перед замполитом:
— Вы хотите сказать, что мы просто отделываемся?
— Так с ним поступали в других частях.
— А разве такого перевоспитаешь? — Базашвили посмотрел на командира. — Все меры пробовали. Все!
— Я бы не сказал, что все, — сказал Афонин.
Полковник Маштаков встал у стола, побарабанил узловатыми пальцами.
— Положение… Гм!
— Что ожидает Нагорного в будущем? — Афонин говорил спокойно, внушительно. — Кем он будет после армии, если мы не смогли его воспитать?
— У нас не только воспитательные задачи. — Базашвили поднялся. — Безопасность Родины, честь и слава народа!
— А народ состоит из человеков, Юрий Арсеньевич.
— Человеки тоже разные бывают, Степан Кириллович.
— Вот это умные слова. Человеки бывают разные. Следовательно, и подход к ним должен быть различным. В этом, кажется, и заключается индивидуальная работа, а?
— Кто с ним только не работал! Я смотрел личное дело. Вай-вай! Удивляюсь, как он мог попасть в ракетные войска?
— Отмахнуться от рядового Нагорного мы не можем. Не имеем права. Совесть партийная не позволяет!
— Кажется, Степан Кириллович, все меры перепробовали. И лаской говорили, и наказывали.
— Значит, не так пробовали.
— Вот именно, не так, — произнес полковник Маштаков. — Именно не так. Я беседовал с Нагорным. Да, у парня много отрицательных черт. Много! Тут все руки приложили: и семья, и школа. Никто, по сути, им серьезно не занимался. Одни потакали, другие ругали. Вот он и вырос таким. А за напускной маской безразличия у Нагорного просвечиваются элементы воли, самообладания. За хулиганскими выходками скрывается желание прославиться. Кроме того, он еще молод, энергичен и любопытен. Все это, мне кажется, хорошие качества. Их надо развивать. Давайте сообща попробуем сделать из него человека. Я принял решение перевести рядового Нагорного в подразделение капитана Юферова.
— К Юферову? — Базашвили широко открыл глаза. — В отличное подразделение?
— Вот именно, к Юферову. Контроль за работой с Нагорным возлагаю на вас. Докладывайте каждую неделю.
Глава девятая
У нас сегодня большой праздник. Торжественное построение, торжественное собрание, праздничный ужин.
Отмечаем юбилей нашего подшефного колхоза «Кзыл байрок», что в переводе на русский язык означает «Красное знамя».