Слонов нуры никогда не видели, но были наслышаны о них от Ардагаста и его дружинников.

— Не слоны это, а махары — подземные быки. Вы, венеды, их зовёте детьми Индрика-зверя. Не было ещё такого, чтобы вышли они из нижнего мира с людьми биться. Значит, совсем плохое время пришло, — озабоченно покачал головой Зорни-шаман.

— Сколько же их всего? Одной ли дорогой идут?

— Многие тысячи их. Не меньше тьмы [31] . Сразу видно — тьма преисподняя на нас двинулась, — невесело усмехнулся Волх. — А воевода из кузнеца, однако, толковый. Не стал вести всё скопище одним путём. Пути-то в лесу узкие, значит, биться будут передние, а задних всё равно что нет. Нет, одни идут над рекой, как мы, другие — ближе к парме, третьи — между ними. А верховые эти на медведях — дальше всех от Печоры. Те, что на слонах, перед ними идут, дорогу прокладывают через чащу. И Медведичи со своей конной шайкой там же — чуть не забыл о них. А те, что на лисах, — ближе к реке.

Ардагаст озабоченно теребил золотистый ус. Его войско не так уж велико: до пяти сотен. Зато — отборные, испытанные конники в доспехах. А подземное скопище вооружено кое-как, биться в строю наверняка не обучено — хоть и тьма, да не легион. Боя с конницей такие скопища не выдерживают. Даже слоны не так уж неодолимы для конницы — это он знал по Индии. Но здесь не степь, на лесных тропах не выстроишь дружину непобедимым сарматским клином, не погонишь по ним не выдержавшую первого удара толпу. Кузнецу нечисти не жалко. Пока одни будут заваливать своими трупами дорогу росам и их союзникам, другие зайдут в тыл. И в конце концов окружат, задавят числом, не дадут даже уйти. А их самих всё равно останется много. Достаточно много, чтобы двинуться дальше на юг, истребляя всех людей. Устоят ли пермяки, лишённые князей и дружины? Или миролюбивые удмурты? Хуже всего, если кто-нибудь — например, Уархаг, царь сарматов царских — додумается вооружить эту орду, всегда готовую убивать, железным оружием, посадить на коней... Но будет ли орда ему послушна?

— Как управляется кузнец со всей этой тьмой? — спросил Зореславич.

— У него, Яг-морта, Медведичей и обеих ведьм есть какие-то жезлы с черепами страховидными. И пасут они полчище своё нечистое, будто стадо. Когда верхами, когда летают на громадном коршуне. А у коршуна того — молнии из клюва, — ответил Волх.

Кудым с Перей разом помрачнели. А Лунг-отыр не без ехидства пояснил:

— Предки коми с востока бежали. Гнал их громовой коршун. Его послала Йома, подземная богиня, за то, что не хотели ей людей в жертву приносить. Чтобы они вернуться не посмели, ведьма-богиня Уральские горы подняла, Каму-реку проложила. Потому мы зовём коми зырянами — «оттеснёнными».

— Наши предки никуда не убегали, где они жили, там и мы живём, — с гордостью сказал Зорни-отыр.

— А Йоме у нас даже чёрные шаманы не молятся. Зачем злую бабу подземную звать? Разве их в среднем мире мало? — усмехнулся Зорни-шаман.

Перя обиженно засопел. Его 5тец, сверкнув глазами на манжар, простёр руку над огнём:

— Предками клянусь, медведями и людьми, этим огнём клянусь — сейчас коми не побегут от проклятой птицы! Если бы мог я, как ты, Лунг-отыр, летать и бить молниями, сразился бы с коршуном и в небе. Можешь мне дать такую силу, шаман рода Медведя?

— Шаманы духом летают, не телом. А молнии метать я только недавно научился, хотя всю жизнь шаманю, — снисходительно ответил манжар.

— Ты ещё многому не научился. Как, впрочем, любой из нас, — подал голос с ветки Аристей. — Медведь — зверь Громовника, а вы, Кудым и Перя, — воины Грома. Да, я могу наделить вас способностью к телесному полёту, а ваше оружие — силой Грома. Но только для этого боя. Пожалуй, научу летать в теле тебя, Лунг-отыр. Учти, это гораздо труднее, чем летать духом.

К костру подошёл дружинник и сказал:

— Солнце-Царь, к тебе старейшины печорцев и Або-шаман.

Четверо стариков в меховой одежде, сняв шапки, опустились на колени, склонив седые головы. Впереди них стоял невзрачный, низенький человек, которому на вид можно был дать и сорок, и пятьдесят, и гораздо больше лет. Чёрные волосы его уже изрядно запорошила седина. Круглое скуластое лицо с редкой бородкой было невозмутимо. Узкие тёмные глаза смотрели внимательно, испытующе. У пояса висели простенькие костяные амулеты — фигурки лебедей, на груди — позолоченная бронзовая бляха в виде крылатого оленя, что нёсся в прыжке, поджав ноги и закинув на спину рога. Человек этот преклонил колени вместе со стариками, но тут же сел на пятки и заговорил спокойным негромким голосом, в котором не было ни заискивания, ни дерзости:

— Ардагаст, вождь росов! Защити народ печорцев. Идут люди незнаемые из нижнего мира. Товар им не нужен, дань не нужна, только смерть наша нужна. Всех людей убивают, едят, женщин до смерти мучат. Войско Чернущего Идола, войско смерти — вот кто они. Все люди среднего мира им враги. Я, Або, солнечный шаман, знаю. Ты ищешь славы, войны, добычи? Победи это племя. Золото, самоцветы с их тел сними — богаче всех станешь. Какую хочешь дань тебе дадим, лучшими мехами.

Старики, развязав объёмистый мешок, протянули царю росов отборные шкуры: медведей, соболей, куниц.

— Ваши меха хороши, но мы, я и моё войско, — на Пути Солнца. А на нём нельзя брать никакую добычу и никакую дань. Но нельзя и уклониться от боя со злом. Встаньте, отцы! Не пристало вам стоять на коленях передо мной, молодым. Да, я иду войной на людей незнаемых и тех, кто их выпустил из преисподней. Пусть ваши воины станут рядом с моими.

Старики печорцы, удивлённые, заговорили по-своему. Они привыкли откупаться данью от коми и манжар. Но чтобы вождь сильного южного войска взялся защищать их даром, так же, как они сами помогали друг другу? Шаман (похоже, единственный из них говоривший по-сарматски) с довольной улыбкой сказал, указывая на своего золотистого летящего оленя: