— Ну, малыш еще не скоро станет на ней играть. Но это помогает оставаться близкими людьми… семьи распадаются, если их не пытаются скреплять, как сказала Холли Митчелл. Я и для ее ребятишек кое-что купила, — сказала Эран.

Она не могла понять, почему эта ремарка заставила Бена умолкнуть. Не сказав больше ни слова, он переоделся в одежду, которую Эран выбрала для него, и они отправились светлым вечером в Элунду.

— Господи, Бен, ты хоть когда-нибудь в своей жизни видел такую красоту? — воскликнула Эран.

Как и Эран, Бен не мог отвести глаз от вида, раскинувшегося перед ними на вершине скалы, которую им пришлось преодолеть, чтобы попасть в Элунду. Змеящаяся, изгибающаяся поворотами дорога спустилась к сверкающему огнями серпу бухты. Когда янтарный диск солнца опустился в лиловое море, множество огоньков зажглось в деревушке, и это было совершенно сказочное зрелище. В свете сумерек по усыпанной огоньками светлячков воде к берегу ткнулись последние суденышки. И на смену сумеркам мгновенно пришла темнота. Вверху, высоко в небе, появилась одинокая звезда, серебряный знак ночи.

Несколько минут после того, как они уселись за столом на свои места, Эран ничего не говорила, любуясь резными виноградными листьями, разглядывая в воде рыб, которые подплывали так близко, что их можно было бы потрогать рукой.

— Так вот какое будущее ожидает Данрасвей, — пробормотала она.

Бен взглянул на Эран поверх меню, которое им принес приветливый официант.

— В каком смысле — ожидает? — спросил он.

— По сравнению с настоящим. Там такие же захватывающие дух виды, закаты, прекрасные пляжи, бухточки, горы. Конечно, с погодой там сложнее. Здесь намного теплее, цены ниже, продавцы в магазинах и официанты в ресторанах говорят на нескольких языках, на пляжах ничего не крадут… У Греции много преимуществ. С точки зрения бизнеса, — пояснила Эран.

Бен улыбнулся, несмотря на свое мрачное настроение.

— Твои мозги вообще не отдыхают? — спросил он.

— Да нет же, как раз отдыхают. Ты посмотри, сколько звезд высыпало, Бен! Есть ирландская легенда, по которой каждая звезда — это душа. Душа умершего и попавшего в рай, — сказала Эран.

— Как попадет туда Маргарет Тэтчер? — съязвил Бен.

Эран рассмеялась. По сообщениям из Великобритании, госпожа премьер-министр и в самом деле была довольна собой, дав ощутимый толчок развитию страны.

К досаде Эран, она пропустила выборы, которые состоялись в мае, когда они были в Испании. Ирландцы тоже могли голосовать, но, к ее сожалению, она не смогла воспользоваться своим голосом и помешать планам Гая Хейли.

Как им бы это ни казалось безумным, Эран полагала, что одного ее голоса будет достаточно, чтобы помешать тори на их пути.

Сейчас, когда тори опять обрели власть, Эран живо представляла себе Гая — с самодовольной ухмылкой на лице, грозящего вымести всех бездомных с улиц, отправить всех Патриков и Патриций обратно в Ирландию, где им и место. Для врача у Гая Хейли была поразительно черствая душа. Если она когда-нибудь забеременеет, подумала Эран, отец Бена будет последним гинекологом в мире, к которому она обратится. Естественно, его собственная жена приехала в Англию не в отчаянных поисках работы, а изучать медицину, они поженились в год окончания ее учебы. Гаю никогда не приходило в голову, что большинство иммигрантов из стран, которые он называл колониями, приехали, потому что их там учили, даже заставляли их верить, что Англия — их научная база.

Веками Британия правила Ирландией, Индией, Канадой, Австралией, Южной Африкой, даже такими бесплодными местами, как Цейлон и Гайана. И нельзя было так просто однажды обвинить этих людей, возложить на них ответственность, заставить их жить самостоятельно, когда им веками навязывали язык, религию, английские социальные нормы. У людей уже не только вошло в привычку смотреть, как что-то делают в Лондоне, они просто не представляли себе жизни без этого образца. Если только вы умели разговаривать по-английски, а в вашей собственной стране не было перспектив, и вопросов не возникало о том, чтобы не поискать работу в Англии. Эран очень мало знала о Маргарет Тэтчер, но, когда она думала о дочери бакалейщика, поднявшейся до такого государственного поста, она не могла не думать, что страну ждут великие перемены.

— Я думаю, восьмидесятые годы будут совсем другими, Бен, — сказала Эран.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Ну… это просто ощущение. Всегда кажется, что новое десятилетие будет более активным, чем предыдущее, никто же не думает о периодах безвременья! Я имею в виду то, что двадцатые, сороковые и шестидесятые все вспоминают как сильные, энергичные, яркие годы, в то время как тридцатые, пятидесятые и семидесятые ничем особенным не запомнились… — Эран умолкла.

Но Бен был не уверен, правильно ли они друг друга поняли.

— Ты думаешь, что восьмидесятые годы тоже буду яркими? — уточнил он.

— Да, такими, как эта Маргарет Тэтчер! Уверенная в себе, умная, организованная. И вполне материальная, земная, как все тори… — сказала Эран.

— А как ты думаешь, все это повлияет на музыку? — спросил Бен.

— Думаю, люди будут тратить больше денег на покупку музыкальных записей. У людей будет море разных записей, это будет свидетельствовать об их благополучии, — сказала Эран.

Бен выглядел несчастным.