Шрифт:
Я подумала, что ему надо бы больше отдыхать, вспоминать иногда о себе, выделять свободное время для матери, для друзей, о которых немного рассказывал в тот день, когда мы поехали подбирать ему одежду и галстуки… Говорил, что у большинства из них свои семьи, они счастливы…
А вот нам с ним незачем встречаться: у меня к нему нет никаких вопросов, в акциях наметилась передышка до двадцатых чисел февраля, график тренингов утвержден, а я больше не на испытательном сроке. Для строго начальственного ока вполне будет достаточно моих отчетов, предъявляемых на еженедельной пятничной планерке, протекающей в присутствии восьми свидетелей. Мои дни вновь должны войти в понятную, давно уже сотканную для них канву. Косые взгляды сотрудников и ползущий по пятам шепоток сплетен со временем исчезнут – я больше не дам ни единого основания ни для первого, ни для второго.
«А я полагал, репутация лепится из проявленных профессиональных качеств», - вспыхнули в мыслях его слова. Меня затопила слабость, я присела на свое кресло. Снова пережила тот момент: его звенящий от недовольства голос, отдающийся от стен моей кухни, черный поздний вечер за окном, запах кофе и ванили, такой домашний, но воспринимающийся неуместным и странным для той напряженной и неправильной ситуации.
Надо отдать должное Вадиму Евгеньевичу, он, вероятно, прав. Не потому ли другие не готовы были судить меня только как профессионала, что сама забыла: я прежде всего профессионал? Не потому ли воспринимала дурные слухи о себе как заслуженные, что сама так и не смогла простить себя за ошибку с Димой? Велика вероятность, что так и есть.
Необходимо вычистить из памяти все личные интересы и неприятности, связанные с Вадимом и Дмитрием Савельевыми.
Бросила взгляд на время в углу монитора: пятьдесят минут до начала тренинга. Вернулись озноб и головная боль. Я помассировала виски, ощущая, как накатывает муть беспокойства и неопознаваемой тоски – как будто я что-то упускаю, не беру в расчет, что-то задвинула на задний план, тогда как оно должно быть рядом, под рукой.
Вдох и выдох, еще один вдох, в горле ужасно першит. Я забросила в рот леденец «Стрепсилса», растекшийся по языку синтетическим холодком эвкалипта.
Вновь взгляд на часы: до начала тренинга осталось сорок восемь минут – пора сосредоточиться и накидать план. Это и есть то единственное, что я упускаю и что действительно требует моего внимания.
***
Зажав в руке опросники, по которым мне предстояло до своего ухода составить отчет, я поднялась с места и подошла к окну. Раздвинула жалюзи, впуская в тренинг-зал молочный свет зимнего дня, тут же капитулировавший под напором жесткого белого света люминесцентных ламп.
Окно выходило прямо на парковку перед нашим зданием. Машина Вадима все еще находилась на своем месте – даже не сомневалась, что он до сих пор не уехал.
Я выдохнула на стекло, а после, не торопясь, ощущая холодящую влажность на подушечках пальцев, стерла растворяющееся белесое пятнышко. Остановила взгляд на светящейся амальгаме неба, проглядывающего за крышами домов и редкими верхушками деревьев в убранстве инея. Посмотрела, как ветерок гоняет горстки снежной пыли по запекшейся льдом поверхности парковки, и вернула мысли к закончившемуся минут десять назад тренингу.
Страховые агенты – особая аудитория со своей спецификой и подводными течениями, но все прошло более или менее сносно, во что даже не верится, учитывая ускоренную подготовку, практически экспромт, а также глухую головную боль и охрипшее горло. Но все же лучше так, чем оставаться в заключении стен собственной квартиры на расправу безделью и бесконечному переворачиванию в голове последних двух месяцев своей жизни.
Затылок ныл и давил, видимо, слишком туго скрутила волосы накануне тренинга, нервничая, поэтому, положив заполненные моими недавними слушателями опросные листы на подоконник, я принялась вытаскивать из узла шпильки. Облегченно выдохнула, взбивая освободившиеся локоны, массируя кожу головы
Снежная крупка, бегающая наперегонки по парковке, застревала в лунках и гористых мини-ущельях, созданных гололедицей. Новый порыв ветра – и новый рисунок. Вроде бы, суть не изменилась, но белые ручейки снега потекли по-другому.
Неуютно поежилась, по спине побежали мурашки, будто кожи коснулось ледяное дыхание сквозняка. И я обернулась к двери, отвлекаясь от созерцания.
Небрежно привалившись к дверному косяку, сложив на груди руки, на пороге стоял Вадим Савельев. Храня молчание, мы смотрели в лица друг друга, его ничего не выражало, в глазах – равнодушное спокойствие. Но точно так же, как интуитивно чувствовала, что он уже достаточно долго стоял здесь, вот так, наблюдая за мной, я понимала: небрежная поза и его безмятежность – лишь натянутая до предела пленка, под которой скрыто выжидание. Любая моя фраза, жест, взгляд разорвет ее, повернув наше с ним взаимодействие в ту или иную сторону.
Меня устроит правильная, нейтральная и деловая сторона.
«Он втрескался в нее как сопливый подросток», «роман у них, я тебе говорю», - подслушанные фразы Киры вдруг зазвенели в ушах, лицо загорелось, и я сглотнула.
Савельев, оставаясь безмолвным, видимо, решил предоставить мне решить, с чего и как начать наш диалог.
– Добрый день, Вадим Евгеньевич, - выдержанно произнесла я и снова отвернулась к окну. Собрав сложенные на опросниках шпильки, сунула их в неглубокий карман брюк.