Шрифт:
Сообщить Хеллеру?
Памела вытащила ил ящика стола тетрадь и обстоятельно, по памяти, записала весь разговор с Ласкаром Долли.
Сказать Хеллеру она еще успеет.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Заманчивые перспективы. Признание Ласкара Долли. Вечернее свидание со старым другом
Между тем у Карела дело серьезно продвинулось вперед.
Пока его брат болел и не выходил из дома, Карел и Полина каждый день приходили к нему, но ни о чем не рассказывали. И только когда Ласкар поднялся и пришел в лабораторию, биолог положил перед ним листы, исписанные множеством цифр.
– Это анализы, - сказал он.
– В них я усматриваю повторение Зорькиных данных.
Он помог брату разобраться в цифрах. Действительно, там было много сходного. Карел стоял за спиной, победоносно улыбаясь.
– Не спеши с выводами, - сказал Ласкар.
– Необходимо много раз проверить.
– Уже третий раз повторяем, дорогой мой. И все то же. Как видишь, мы не торопимся, но и не склонны долго засиживаться на месте. Теперь - только вперед и вперед!
– Куда это вперед?
– Вперед-назад… Понимаешь, - сказал он голосом, полным надежды, - белковые молекулы крови у подопытных животных повысили оптическую активность. Мы с Полиной попробовали уточнить атомный состав гемоглобина и даже сумели сделать макет этой сложной молекулы. И знаешь, что получилось? После длительного опыта с облучением все атомы на месте, в центре, как всегда, атом железа и вся огромная гроздь нигде не изменена, но в одном случае молекула выглядела совершенно иначе: она была как бы перевернута.
– Не понимаю, - чистосердечно признался Ласкар.
– Мы видели ее как бы отраженной в зеркале. Все на месте и все не так, все как раз наоборот.
– Это, конечно, интересно, но я не вижу ничего особенного.
– Зато я кое-что вижу, Ласкар. Да знаешь ли ты, что если созданная нами картина не случайность, если организм будет построен из перевернутых молекул, то и все процессы в нем неминуемо должны пойти в другом направлении.
– Ты шутишь?
– сказал Ласкар, чувствуя, что все происходящее скатывается уже в область фантастики.
– Это не случайность, а результат задуманного.
– Уточни, Карел. Чего вы хотели?
– Помнишь, я томил тебя тайной, намекая на особую значимость проекта? Так вот, теперь уже ясно, что есть возможность повернуть жизнь вспять. Все, что ни делалось в организме до нашего вмешательства, должно произойти еще раз, только в обратном направлении.
– Рост, развитие?
– Все-все. От конца до начала.
Ласкар лишь на мгновение представил себе такую возможность. Непостижимо! Он предполагал многое, только не это.
– Что ты скажешь?
Ласкар поднялся и молча прошелся по кабинету.
– Что я скажу? Вы с Полиной просто сумасшедшие.
Карел снисходительно улыбнулся.
– Я понимаю тебя. Не сразу можно поверить.
– То, что я слышу, лежит за пределами материализма.
– Противоречие чисто внешнее. Вспомни антимир, его возможности. Наконец, законы микромира. Это вы, физики, открыли биологам таинственную область. Теперь самое время войти в нее нам, изучающим жизнь!
– Невероятно, Карел!
– Зато крайне заманчиво. Проблема доказывает безграничные возможности науки и человечества.
– А смерть?
– Мы ее не исключаем. По пусть человек управляет смертью. Его разум способен и на это.
Ласкар ушел от брата в состоянии крайней запутанности. Он не сразу пошел домой, а еще долго бродил по улицам города, сидел в одиночестве на глухой аллее парка, опять ходил и все пытался домыслить, понять, сделать идею приемлемой для ума.
Он отлично помнил странные недомолвки в разговоре с братом несколько месяцев назад. Карел уже тогда, наверное, обдумывал свой смелый шаг в науке - повернуть жизнь вспять. Не продлить, ибо продление жизни почти всегда достигается за счет ее последнего, самого печального этапа - за счет старости; не отодвинуть смерть на десяток-другой лет, а именно повернуть вспять, дать возможность организму пройти весь уже известный путь еще раз, вернуть зрелость, юность, детство. Две жизни вместо одной! Принести человеку радость возвращения к молодости, о которой люди всегда вспоминают, как о самой чудесной поре своей жизни. Ведь одно сознание, что ты движешься не к старости и смерти, а к молодости и счастью, - какое это, наверное, ни с чем не сравнимое, великолепное чувство!..
Надо только представить себе человека, который, дожив до шестидесяти или семидесяти лет, останавливается на вершине своей жизни и оглядывается назад! Отсюда хорошо видна пройденная дорога, неровности и ухабы на ней, все светлые и темные горизонты по сторонам, все прошлые опасности и взлеты, ошибки и достижения. Старый человек может только вспомнить перипетии своей жизни да с грустной улыбкой осознать, что тогда-то и тогда-то он допустил ошибку, а с тем-то и с тем-то обошелся не так, как должно, отчего и жизнь его прошла не столь умно и хорошо, как ему хотелось бы. От непоправимости содеянного в памяти остается только грусть и сожаление. Что может сделать человек, остановившись на пороге своей смерти? Вздыхать о несбывшемся?
Ну, а если человек обретет вдруг невозможное, если он остановится на вершине своего жизненного холма и посмотрит на пройденный путь для того, чтобы решить, как ему снова, еще раз идти по этому пути, - что возникнет тогда в его радостно ожившей душе, как поступит он?
Неужели, получив путевку еще на одну жизнь, он снова начнет повторять уже совершенные ошибки?
Неужели осмелится подстерегать неосторожных и доверчивых, разбивать чужое счастье и совершать вольные или невольные подлости, которые слишком часто входят в нашу жизнь, как репей в одежду прохожего? Если так, то незачем даровать человеку такое счастье, он просто не достоин его.