Работа была очень напряженной, она требовала от биологов постоянного внимания. Они не могли уйти из лаборатории даже на час-другой. Квартира Карела и Полины пустовала, более двух недель биологи жили в маленьком кабинете Карела - рядом с главным залом. Карел распорядился ввести охрану. Когда Ганс Хеллер решил без приглашения явиться сюда, его встретил привратник и, решительно загородив дверь, сказал:

–  Карантин по поводу чумы, сударь.

–  Какой еще чумы?

–  Неприятная история, сударь. Среди животных, купленных для вивария, попалась больная свинка. Вспыхнула эпидемия. Лаборатория закрыта по этому поводу на две недели.

–  А люди? Карел Долли?
– гость все-таки отошел от дверей.

–  Они, конечно, здесь. Заперты без права общения. Если угодно, вы можете им позвонить, сударь. Телефон действует.

Но на звонки отвечал все тот же привратник. У него был только один ответ:

–  Подойти не может. К сожалению, очень занят. Звоните позже.

Маленький коллектив в самом деле был заперт, но по своей воле. Всем хотелось довести эксперимент до конца. Биологи и лаборанты работали даже глубокой ночью. Зашторенные окна не пропускали света на улицу. Лишь в большой сад, прилегающий к дому с другой стороны, свет лился далеко за полночь. Сотрудники Карела Долли иногда выходили в этот зеленый уголок, чтобы подышать свежим воздухом, послушать шелест ночного ветра в живой листве каштанов и маслины.

Помощник Долли биолог Данц - молодой человек, очень похожий лицом и фигурой на своего руководителя, - работал над сборкой важнейшего элемента - большого прибора, который Полина шутя назвала как-то «человеческой купелью». Название всем понравилось. Купель еще не испытали, но с ее работой Полина и Карел связывали много своих надежд.

Белый массивный аппарат монтировался в отдельной комнате, совершенно еще пустой. По замыслу Карела, в этой комнате - сердце лаборатории - кроме купели, нужно было установить электронное устройство, над которым сейчас работал Ласкар Долли. Связанные воедино, эти два аппарата - творение изощренного человеческого ума - должны были осуществить главное воздействие на расстроенный, подведенный к грани жизни организм.

Работа над купелью контролировалась по часам п минутам. Данц не отступал от графика. Он был настойчив и энергичен.

Работа над электронным устройством шла намного медленнее.

В этом было повинно здоровье Ласкара.

Болезнь играла с ним, как кошка с мышкой.

Вспышки жизненной силы сменялись периодами упадка, от которых было рукой подать до опасных приступов сердечной слабости. Памела Гривс, стоящая между Ласкаром и его болезнью, часто не знала, что и делать дальше. Препараты Хеллера пока что не действовали, в лучшем случае они выводили больного на короткое время из опасности, но потом все начиналось сначала. Временами она была в отчаянии и плакала, запершись у себя в комнате.

К больному она выходила по-прежнему спокойной; на лице ее застывала уверенность в себе. Подавляя жалость, Памела говорила с больным спокойно, как будто ее ничего не волновало. Ей удавалось обмануть Ласкара. Но себя-то она обмануть не могла…

Все больше и больше привязывалась она к одинокому человеку. Вероятно, она полюбила его. Но такова уж сила характера у много переживших людей: ни Ласкар, ни Памела не выдавали своих чувств. Они оба боялись сказать нежные слова, которые рождались где-то в душе. Боялись быть непонятыми, смешными.

В поисках путей к улучшению здоровья Ласкара Памела решила запретить больному работу, умственный груд. Всякий раз, появляясь в кабинете физика, она придирчиво оглядывала письменный стол.

–  Это что?
– строго спрашивала, подымая пачку листов с расчетами.

Ласкар смущался.

–  Так, некоторые мысли и взгляды физика.

–  Но я вам запретила… - Она была готова заплакать.

–  Знаете, доктор, не могу… Ну как лежать без дела?

–  Читайте, пойте, смейтесь… У вас пианино, играйте, наконец.

Он виновато отводил глаза.

–  Не могу. Не получается. Все это не может занять и отвлечь.

–  Тогда я прикажу убрать стол.

Он пугался.

–  Даю слово…

В другой раз она не находила листков на столе и требовала показать ей, что скрывается в ящиках. Ласкар протягивал ключи. Листки оказывались там. Новые. Со следами работы.

Он признался:

–  Обязан сделать, понимаете? Это важное устройство для Карела. Без него станет работа - та самая работа, о которой я вам говорил. А ведь с ней связано многое, очень многое.

Памела недоверчиво смотрела на него.

–  Не верите? Откройте левый ящик. Видите схему? И пояснения к ней? Это техническое изложение всего эксперимента, сделанное рукой Карела. И в нем сердцевина - купель и электроника. Моя обязанность. Не сумею сделать - вся работа Карела будет под угрозой. А ведь и для него, и для меня это стало целью жизни.

Так, сама того не желая, Памела получила доступ к тайне, которую с величайшей строгостью сохранял от чужих взоров Карел Долли.

Но это не обрадовало ее. Вот если бы эту схему увидел Ганс Хеллер! Но он ее не увидит, хотя посылая к Ласкару доктора Гривс, браварский биолог и говорил ей, что необходимо смотреть и видеть все, что делается у конкурентов. Поначалу Памела Гривс так и поступала: смотрела, узнавала, сообщала. Достаточно напомнить первое письмо, посланное через пастора Ликора. Об этом письме теперь не хотелось думать: стыдно. Роль доктора и роль шпионки. Стыдно и гадко!