– Сорок пять швейцарских франков.

– Сорок пять швейцарских франков, - по-прежнему преграждая путь мужчине, американец полез в карман пиджака и с наглой медлительностью достал бумажник и отсчитал деньги.

– Я не могу взять деньги, месье, - сказал полицейский. – Вы должны пойти в …

Внезапно, американец яростно начал рвать купюры. Сначала пополам, потом еще раз пополам, потом снова и снова, пока ничего не осталось, кроме крошечных квадратиков. Он бросил их в воздух, как конфетти, так, что они упали на фуражку и плечи полицейского. Гэблер смотрел на это, разинув рот. Прохожие и люди на террасе были также поражены странным зрелищем.

– Месье, - сказал офицер, с краснеющим лицом. – Вы явно в состоянии алкогольного опьянения. Я прошу вас не садиться за руль, или…

– Или что? – сказал американец презрительно. – Выпишете мне штраф, за мусор, в состоянии опьянения? Смотрите, сэр, я перейду улицу прямо здесь. Потом вы можете выписать мне штраф за переход дороги в состоянии опьянения. Но нет, дайте угадать, у вас нет полномочий, для таких штрафов! Для этого ведь нужен будет настоящий полицейский. Как грустно за вас! Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!

Собрав все свое достоинство, пухлый офицер достал сотовый телефон и стал набирать номер. Американец, увидев это, резко изменил свое внезапно возникшее мелодратаматическое настроение, снова полез в карман пиджака, на этот раз, вытаскивая другой бумажник. Гэблер увидел в нем изображение, напоминающее щит. Он быстро показал его полицейскому, потом сунул бумажник обратно в карман.

Сразу же манеры офицера изменились. Напыщенность, официоз и бюрократическое поведение прекратилось. – Сэр, - сказал он. – Надо было вам сразу сказать. Если бы я знал, что вы здесь по делам, я бы не стал выписывать штраф. Однако, это не оправдывает…

Американец наклонился к маленькому полицейскому: - Вы не поняли. Я здесь неофициально. Я всего лишь путешественник, который остановился выпить на посошок по дороге в аэропорт.

Офицер покачал головой и отошел. Он повернулся к Ламборджини и штрафной квитанции, которая медленно покачивалась на ветру, который дул на Place du Cirque. – Позвольте мне, месье, убрать квитанцию, но я должен попросить вас…

– Не убирайте ее! – рявкнул американец. – Не трогайте!

Офицер повернулся, теперь основательно напуганный и растерянный: «Месье? Я не понимаю».

– Не понимаете? – отозвался голос, который становился холоднее с каждым словом. – Тогда позвольте мне объяснить это в терминах, которые, я надеюсь, будут понятны даже людям с жалкими умственными способностями! Я решил, что хочу оставить этот штраф, Гудман Лизоблюд! Я собираюсь оспорить этот штраф в суде! И, если я не ошибаюсь, это значит, что вы тоже должны будете явиться в суд. Мне доставит огромное удовольствие указать судье, адвокатам и всем остальным собравшимся, на то, какая же вы позорная человеческая тень! Тень? Я преувеличиваю! Тень, по крайней мере, может быть выше, намного выше! Но вы – лилипут, засохший телячий язык, прыщ на заднице человечества! – Внезапным движением, американец сбил с полицейского фуражку. – Посмотрите на себя! Вам же все шестьдесят лет! И вы все еще здесь, до сих пор выписываете штрафы за парковку, точно так же, как и десять лет назад, и двадцать лет назад, и тридцать лет назад! Вы, наверно, прекрасно работаете, так необыкновенно эффективно, что ваше начальство просто не смеет повышать вас! Отдаю честь вашей удивительной, всеобъемлемой пресности! Человек – это просто шедевр, в самом деле! И все же, я чувствую, вы не совсем довольны вашим положением – тот алкогольных дух, который я явно чувствую от вас, намекает на то, что вы частенько выпиваете. Будете отрицать это? Полагаю, нет! И вашей жене это не особо нравится. О, я вижу в ваших затравленных чертах лица, ваше издевательское чванство, которое, однако, пропадает перед тем, кто сильнее вас, настоящий Уолтер Митти! Ну, а если вас утешит, я могу, по крайней мере, предсказать, что будет написано на вашем надгробии: С вас сорок пять франков! Теперь, будьте добры, отойдите от моей машины, и я просто пойду в ближайший полицейский участок, чтобы… чтобы…

Во время этой тирады, лицо американца потускнело, стало потерянным, осунувшмся и серым. На висках появились капли пота. Он запнулся, провел ладонью по лбу; помахал рукой перед носом, как будто отмахивался от какого-то запаха. Гэблер заметил, что все кафе, даже вся улица замолчала, наблюдая за разыгрывавшейся перед ними странной драмой. Человек этот был или пьян или под наркотиками. Теперь он двинулся нетвердой походкой в сторону Ламборджини, офицер быстро отступил перед ним. Американец потянулся к дверной ручке, попытался схватить ее слепым, размахивающим движением – и промахнулся. Он шагнул вперед, качнулся, удержался на ногах, снова покачнулся, а затем рухнул на тротуар. Кто-то закричал о помощи, некоторые встали из-за своих столов. Гэблер тоже вскочил, опрокинув стул. К его удивлению и ужасу, он даже не понял, что только что пролил свой наполовину полный стакан Pflumli на штанину своих хорошо отутюженных брюк.

Глава 45

Лейтенант Питер Англер сидел за столом своего кабинета в двадцать шестом участке. Все толстые пачки документов были раздвинуты по четырем углам стола, а центр он оставил пустым за исключением трех предметов: серебряной монеты, куска дерева, и пули.

В каждом расследовании наступало время, когда Англер чувствовал, что события достигли переломного момента. На случай именно таких моментов у него был маленький ритуал, который он всегда проводил: из запертого ящика стола он доставал эти три реликвии и по очереди рассматривал их. Каждая, по-своему, стала важной вехой в его жизни – так же, как и на службе каждое раскрытое им дело становилось своего рода его собственной вехой в миниатюре – и он, с удовольствием размышлял об их значимости.

В первую очередь он поднял монету. Это был старый Римский динарий, отчеканенный в 37 году нашей эры, с Калигулой на лицевой стороне монеты и с Агриппиной Старшей на обороте. Англер приобрел эту монету после того, как его диссертация об императоре – медицинский и психологический анализ преобразований внесенных Калигулой под действием его тяжелого заболевания, и роль недуга в его превращении из относительно доброго правителя в безумного тирана – выиграла первый приз премии Брауна в выпускном классе. Монета была очень дорогой, но почему-то он чувствовал, что просто обязан владеть ею.