Шрифт:
– Боже мой!
– Нож взяла у Азимова, - продолжал Евгений Константинович.- Скажешь еще, что он бывал здесь и вел себя так же безобразно. Вообще это потенциальный садист! Извращенный человек, с ужасными пороками. Придуман что-нибудь… Он приходил иногда в отсутствие Милы, оставался с тобой наедине… Только, пожалуйста, без истерики.
– Евгений, как тебе не стыдно?
– в ужасе отшатнулась Мария Константиновна.
– Я просил тебя: без истерики,- повторил Евгений Константинович.
– Мы должны убрать с дороги всех, кто может помешать нам, иначе сами очутимся за решеткой!
– Боже мой!
– Ты что? Других слов не знаешь?
– Евгений Константинович потянулся к бутылке.
– Боюсь я!
– Пока я жив, тебе нечего бояться. Главное, не падай духом и стой до конца на своем. Жизнь не любит колеблющихся. Лишь сильные и изворотливые побеждают. Я верю - ты сильная. Собственно, ты и сама это знаешь.
Мария Константиновна отошла от стола, прислонилась спиной к шифоньеру. «Мила, Мила… Кто похитил тебя у меня? Женька? Он, один он. Бесчувственный, бессердечный, он способен на такое. Он и отец его…»
Мария Константиновна была утром в больнице. Мила с трудом узнала ее. Прошептала, с мольбой глядя в глаза:
– Как я хочу жить!
У Марии Константиновны остановилось сердце. Она присела на край кровати, взяла холодные руки дочери в свои и не отпускала до тех пор, пока не пришел главный врач и не попросил уйти. Она покорно поднялась и вышла из палаты, поддерживаемая Тимуром. В коридоре же, будто поняв, что расстается с дочерью, метнулась к двери.
– Нельзя!
– преградил ей путь Тимур.
– Мне можно, сынок, я ее мама!
– Нельзя! Пожалейте Милу. Ей больно…
Тимур был бледен, непрерывно кусал обескровленные губы.
«Как же я пойду против них?
– проглотила Мария Константиновна комок, застрявший в горле. Она отвернулась от брата.
– Что они плохого сделали мне? Тимур любит ее. Она - тоже. Я прокляну себя, если послушаюсь Евгения… Пусть как хочет, так и выкручивается из этой истории. Мне нет до него никакого дела…»
– Наплакалась?
– Уйди!
– Рехнулась?
– Уйди, прошу тебя! Я ничего не буду делать!
– Будешь!
– Евгений Константинович встал, взял сестру за плечи, с силой повернул к себе.
– Будешь! Никуда ты не денешься. Речь идет не только о моем сыне. О твоей дочери тоже. Ее будут судить, понимаешь ты это или нет? Это пахнет большим сроком. В общем, ты сделаешь все, что я тебе сказал!
– Нет, - выпрямилась Мария Константиновна.
Евгений Константинович побагровел.
– Ты сделаешь все! Я не посмотрю, что ты моя сестра.
– Ты - изверг, Евгений!
– Я хочу жить…
15.
– Здравствуйте, товарищ старшина. Подполковник у себя?
– Так точно, товарищ Бобров! Разрешите доложить ему о вашем приходе?
– Доложи, товарищ старшина, доложи!
Помощник ответственного дежурного возвратился минуты через три, сделал широкий жест рукой в сторону двери, ведущей в коридор.
– Пожалуйста, товарищ Бобров!
– Спасибо.
Евгений Константинович неторопливо огляделся, потушил папиросу и, бросив в урну, стоявшую в углу, вышел из дежурной комнаты.
Каримов поднялся навстречу Евгению Константиновичу, сдержанно поздоровался, молча указал на кресло, придвинутое к приставному столику.
– Я слушаю вас.
– Ты уже со мной на «вы?» Раньше мы были на «ты»…
– Раньше? Что-то не помню.
– Память человеческая коротка. Особенно на доброе.
Каримов откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на Евгения Константиновича. Он никогда не был на «ты» с этим человеком да и не знал его по-настоящему. Встречались несколько раз в райисполкоме, говорили о разных пустяках, в основном, о футболе или о погоде, слышал, что с его мнением считались некоторые руководители района.
– Итак?
– Сам не можешь догадаться, что привело меня к тебе?- Евгений Константинович достал портсигар, громко щелкнул крышкой.
– Я хочу его видеть. Понимаешь?
– Сына?
– Сына,- помедлил с ответом Евгений Константинович.- Мне нужно поговорить с ним, так сказать, тет-а-тет.
– Это исключено.
– То есть?
– Идет следствие. Свидание запрещено. Особенно тет-а-тет, - сделал Каримов ударение на последнем слове.
– Бывают исключения.
– Смотря в каких случаях.