Шрифт:
– Почему на вертолете?
– Евгений Константинович сделал вид, что не понял намека прокурора.- Воздушный транспорт не моя стихия. Предпочитаю - земной. Прибыл на собственной «Волге». Торопился. Думал, не застану. Ваш брат редко сидит на месте… Разреши сесть?
Иван Александрович указал на кресло у маленького столика, сел напротив сам.
– У тебя, надеюсь, все в порядке?
– бодро спросил Евгений Константинович.
– Как будто. Кури.
– Не хочу. Табак не успокаивает.
Прокурор мог бы спросить: чем расстроен? Однако не спросил. Эго неприятно кольнуло Евгения Константиновича. Значит, здесь, как и в милиции, стена. Придется карабкаться.
– Есть у меня просьба к тебе, Иван Александрович.
– Наверно, что-нибудь насчет сына? Если так, то вряд ли смогу быть полезен тебе. Этим занимается милиция, туда и следует обратиться.
– Ты уже в курсе дела?
– досадливо поморщился Евгений Константинович.-Мне очень мало надо. Я хочу встретиться с сыном. Понимаешь?
– Понимаю, Евгений Константинович, понимаю. К сожалению, не могу помочь. Обратись к Каримову. Думаю, что он не откажет.
– Да был я у него. С ним разве договоришься? Он разрешает мне свидание только на глазах всего коллектива.
– Так уж к всего,- усомнился прокурор.
– Не веришь?
– Видишь ли, твой сын находится под следствием. Контакты с внешним миром в настоящее время недопустимы.
– Ну, а если по-человечески! Неужели вы не можете понять состояние отца?
– Можем.
– Так в чем же дело?.. Ты молчишь.
– Думаю.
– Я не прошу тебя освободить сына, пойми меня правильно, мне нужно увидеть его… Неужели мое желание не естественно? В конце концов, есть какие-то случаи, допускающие нарушение правила.
– Есть.
– Это мой случай. У нас один сын, и мы его теряем. Жена тяжело больна, она не вынесет горя, которое обрушилось на нас. Неужели ради несчастной женщины, ради отца мальчишки нельзя поступиться буквой закона!
Прокурор задумчиво посмотрел в окно. Чужая боль трогала его.
– Для чего нужно свидание?
Евгений Константинович оживился.
– Напутствие мальчишке перед трудной дорогой. Он должен знать, что мы приняли несчастье и призываем его честно раскаяться, освободить себя от тяжести преступления… Я слышал-он упорствует, пытается выкрутиться. Тут как раз нужна помощь!.. Впрочем, не только ему. Есть у него товарищ - Цыбин Борис. Отличный парень, тоже пропадает… Как я хочу по-отечески пожурить его!.. Пожалуйста, не смейся. С одним, мол, вряд ли что выйдет… Тут хочет с двумя…
Евгений Константинович встал, приложил руку к груди. У него в самом деле остро защемило сердце, однако он не застонал, только стиснул зубы и застыл на месте. Потом внезапно шагнул к прокурору, проговорил горячо:
– Что же мне делать, скажи? Упасть на колени перед тобой? Пойми, жена умрет, если я вернусь с отказом…
Прокурор повернулся к письменному столу, помедлил немного и нерешительно поднял телефонную трубку.
17.
Отец и сын сидели в кабинете следователя отдела милиции. Отец не спускал с сына глаз, нервно барабанил пальцами по столу.
– Как ты там? Наверное, несладко?
– Ничего,- пожал плечами Женька.
– Тебя признали виновным?
– Не знаю.
– Не знаешь?- в голосе Евгения Константиновича послышался испуг.- Как это - не знаешь?
– Не знаю, старик. Мне тяжело… Скажи, как Мила? Вы были у нее? Николай сказал, что она в больнице… Ты почему молчишь?
– Я не успел еще сходить к ней. Мать ходила.
– Ну?
– Жива.
– Жива,- тихо проговорил Женька. Он встретился взглядом с отцом,-Хорошо.
– Тебе сейчас нужно подумать о себе,- наставительно произнес Евгений Константинович.- Если ты окажешься на скамье подсудимых, тебя уже никто не выручит. Собственно, дело даже не в этом. Ты представляешь, что случится со мной? Меня снимут с работы… Это конец. Конец всему.
– Что ты предлагаешь, старик?
– Сам не можешь сообразить? В твои годы я не был таким. У меня просили совета, я не просил, не-ет,- загорелись глаза у Евгения Константиновича.- Считал позором обратиться к кому-нибудь с просьбой. Только на старости лет пришлось унижаться… Думаешь, легко? Думаешь, просто? Я на коленях вымолил это свидание.