Шрифт:
– Какие дела?
Слишком поспешно задал вопрос Тимур. Алик насторожился, ответил уклончиво:
– Потом узнаешь.
– Ну что ж. В чужое нос не люблю совать и в свое не пускаю…
– Обиделся?
– Что ты. Я не из обидчивых. Сам по себе.
Ответ успокоил Алика.
– Эх, был бы с нами сейчас мой кореш Борька,- признался он хвастливо,- мы такого дрозда дали бы, что чертям стало тошно!
– 3-заливай!
– Не веришь?
– Никакого кореша у тебя нет.
– Есть!
– Я т-твой к-кореш! Ясно?
– Ты? Правильно! Есть еще Борька!
Тимур загорелся ревностью.
– Где же он? Давай его сюда, выпьем вместе… Чтоб чертям стало тошно…
.- Кабы можно было дать,- повел огорченно плечами Алик,- выпили бы уже… Ничего ты, Тимур, не знаешь. Нет Борьки.
– Уехал, что ли?
– Здесь. В городе… Только доступ к нему того… закрыт,- приложил Алик палец к губам.- Карантин!
– А-а,- печально протянул Тимур.- В инфекционной больнице. Как это я сразу не усек. Пробьемся! М-меня никакие микробы не б-берут!
– Какая там инфекционная больница!-качнулся Алик.- Он в… милиции… Только это между нами. Никому ни слова. Дошло?
– За к-кого ты меня принимаешь?-Тимур сделал вид, что оскорблен намеком.
– Остынь!-тронул его плечо Алик.- Это я к слову. Жаль Борьку… Ни за что ни про что…
– Ничего, не горюй! Придумаем что-нибудь. Я не т-такие дела провертывал.
– Ты отличный мужик, Тимур. Я тебя понял начисто сразу, когда увидел, как ты водяру тянешь… Послушай, не кинуть ли нам еще по сотке?- зашарил Алик по карманам.
– Хорошо бы… Да меня девчонка одна ждет… Знаешь, законная чувиха!. Давай завтра погуляем? Хочешь, встретимся утром?.. Хотя п-подожди, утром я з-занят. Сбежимся часиков в семь вечера. Ид-дет?
– Идет. Где?
– Можно опять в этом же духане. По-моему, приличное место. За весь вечер ни один блюститель порядка не заглянул.
– Идет,- повторил Алик.- Завтра в семь…
9 .
В то время как Тимур отыскивал друзей Цыбина на окраине города, Сорокин нацелился на «пятак», где хорошо был известен Женька. Гостеприимство, проявленное буфетчицами и официанткой при появлении младшего Боброва, говорило о многом. Надо полагать, что он заглядывал туда часто, и не один. Официантки должны были приметить друзей Женьки и, прежде всего, Бориса, если он входил в компанию Боброва. Определить взаимоотношения Цыбина и Боброва являлось сейчас главной задачей Сорокина. От этого зависел весь ход расследования.
Вечерами на «пятаке» бывало многолюдно. Днем же сюда заглядывали лишь завсегдатаи. Они часами просиживали у открытых окон и потягивали сухое вино.
Сорокин появился в кафе где-то около трех часов. Столики были свободными, если не считать дальних, притесненных плотными занавесками и густой листвой деревьев, окружавших кафе. Там сидели молодые люди в модных костюмах.
Едва Сорокин опустился на стул и открыл бутылку минеральной воды, как рядом послышался знакомый голос.
– Это вы, Коля?
Сорокин поднял голову. Перед ним стояла Мила. Она была в светлом легком плаще, желтоватой косынке и в белых сапожках на высоких каблучках.
– Мила?
– Я.
– Как вы здесь очутились?
– Шла мимо, заметила вас и зашла. Могу я иногда пожать руку своему родственнику?
– Родственнику?-удивился Сорокин.- Мы уже родственники?
– Разве еще нет? Насколько мне известно, Клара моя сестра.
– Но я еще не муж Клары.
– В этом вы сами виноваты,- засмеялась Мила.- Мы считаем вас родственником, и в доказательство я с этой минуты перехожу на «ты».
– Для такого перехода не обязательно быть родственниками, достаточно хорошо относиться друг к другу… Ну что ж, давай на «ты». Пожалуйста, составь мне компанию по ликвидации минеральной воды и мороженого.
Мила была в шутливом настроении.
– На правах родственницы или друга?
– И так, и так. Садись!
В зал вошли два человека. Они взяли четыре бутылки сухого вина и прямо у стойки выпили.
– Я таких отправляла бы на Марс,- проговорила Мила.
– Почему на Марс? Может быть, у марсиан своих алкоголиков хватает,- усмехнулся Сорокин.
– Все равно!
– Ты ненавидишь рыцарей бутылки?
– Ненавижу!
– Почему?
– Почему?- Мила стиснула зубы, произнесла с болью.- Отец у меня пил.
– Пил? Сейчас не пьет?
– Он умер.
– Прости.
– Ничего… Я никогда не видела его трезвым. Он бил маму. Меня. Я даже обрадовалась, когда он умер… Дура была, конечно. Ничего не понимала… Теперь бы я боролась за него,- глухо закончила Мила.- Ты не сердишься на меня за то, что я тогда нагрубила тебе?
– Когда?