Шрифт:
– При встрече у милиции.
– Ну что ты, Мила! Просто меня удивили твои слова о капитане Бойко. Он действительно такой никудышный?
– Разумеется, нет. Это я наговорила напраслину. Потому что иногда бываю злой, отвратительной, нехороший: Я ненавижу себя в такие минуты, но ничего не могу поделать…
– Где же вы все-таки с ним встречались?
– Так… У одних знакомых. Вы их не знаете…
– Что ж, давай тот случай забудем. Считай, что сегодня мы впервые увиделись. Согласна?
– Согласна.
– Молодчина!.. Ты куда направлялась?
– Сейчас-никуда. Вечером иду с Тимуром на танцы.
«Едва ли сегодня он сумеет встретиться с тобой,- подумал Сорокин,- если набрел на след дружков Цыбина…»
– Подожди меня минутку,- поднялся Сорокин.- Пойду переменю заказ.
– Хорошо, Коля.
«Минутка» Сорокина растянулась на четверть часа. Задержала его беседа с официанткой Раей. Рая сообщила, что с Цыбиным неоднократно бывал в павильоне высокий белобрысый парень. Они всегда долго разговаривали и много пили. Платил, как правило, Цыбин.
– Вы можете перечислить приметы?
– Обыкновенный он,- замялась Рая.- Как все. Губы у него очень тонкие. Будто ниточки. Волосы рыжеватые. Больше ничего не запомнила.
Сорокин достал из кармана записную книжку, вырвал из нее листок и, написав па нем номер своего телефона, подал Рае.
– Позвоните мне, как только появится у вас белобрысый парень. Только, чтобы никто не знал об этом.
– Что вы!- прошептала официантка.
Мила читала газету и была, кажется, целиком поглощена этим занятием, однако появление Сорокина в зале сразу заметила и весело улыбнулась.
– Все в порядке?
– В порядке.
Мила вдруг обнаружила удивительную осведомленность:
– Грабителей ищешь?
Сорокин смутился.
– Приходится… Должность такая.
– Ну и что же? Скоро найдешь? Может быть, уже нашел?
– Нашел и не нашел. Напал на след.
– Это много?
– Много.
– Послушай, возможно, ты Женьку подозреваешь? Что-то в последнее время ты не расстаешься с ним! Или он в дружинники записался? Помощником твоим стал? А?
– Нет. Помощником моим он не стал,- сказал Сорокин.- Ну а подозревать можно кого угодно.
Принесли мороженое. Мила тронула ложечкой желтоватую снежную сдобу и сказала, лукаво щуря глаза:
– К сладкому не идут серьезные разговоры. Давайте поболтаем о чем-нибудь веселом.
– Что ж, поболтаем о веселом. Подчиняюсь желанию родственницы…
10.
Клара, как вихрь, налетела на Николая, закружила по комнате, зашептала:
– Любимый! Родной! Хороший!
Николай тоже что-то шептал, тоже кружился, совершенно позабыв о том, что впереди у него трудный разговор с ней, с Кларой, с ее родителями.
– Ты сегодня не будешь таким официальным, как в прошлый раз? Не будешь думать о своих преступниках? Хорошо?
– Хорошо.
Клара приподнялась на цыпочки, потянулась губами к губам Николая…
– Давай распишемся,- сказал вдруг Николай.
– Давай,-ответила Клара.
– Завтра же!
– Завтра же!
– Жить будем у нас, в моей комнате, Ник!
– Нет, мы будем жить у нас, в моей комнате, Клара!
– Послушай, Ник, у меня больше комната.
– Послушай, Клара, у меня комната тоже не маленькая.
– Зато у тебя нет машины!
– Разве у тебя есть?
– Есть.
– Нету-у!
– Нет, есть!
– У отца.
– Это одно и то же!
– Это не одно и то же, поняла?
– Поняла!
Клара снова приподнялась на цыпочки и снова потянулась к губам Николая. Он неожиданно вспомнил, зачем пришел сегодня в этот дом. Сердце будто похолодело, перестало существовать.
– Что с тобой, Ник?
– Ничего. Прости. Я устал.
Клара не приняла объяснения. Что-то обидное послышалось ей в этих словах. Она отошла к окну и остановилась, молча глядя на улицу, залитую светом фонарей.
Николай остался посреди комнаты. Он ждал, когда она сама нарушит молчание, подскажет что-нибудь.
Клара не подсказала.
– Что с тобой?- повторила она.
Он вздохнул.
– Не знаю.
Она обернулась, кинулась к нему, заплакала.
– Не обманывай меня, Николай! Я люблю тебя!
Он принялся успокаивать ее, шептал что-то, гладил ее волосы. Однако настоящие слова боялся произнести.
– Просто устал… Устал, Клара.
Евгений Константинович, как и в день именин, был очень оживлен и весел. Правда, глаза его иногда останавливались на Николае - будто что-то ожидали.