Командир одного из полков спросил, хорошо ли мы сделали, включив в контрбатарейную группу четыре легких полка. Ведь раньше в эту группу входили только более мощные орудия.

Я ответил, что у 76-мм орудий действительно маломощные снаряды для фугасного действия. Но это нас не должно беспокоить. Нам нужно море осколков для поражения живой силы, и тут как раз пригодятся такие орудия.

— А как будете поддерживать атаку пехоты? — поинтересовался Василий Иванович Черешнюк.

Отвечая на вопрос Василия Ивановича, я рассказал о том, что условия местности и конфигурация фронта заставили нас применить минометный огневой вал. История огневого вала уходит в далекие времена первой мировой войны. Тогда он организовывался крайне примитивно и передвигался по времени. Это часто приводило к отрыву огня от пехоты. С появлением же радиосвязи стало возможным руководствоваться в этом случае не временем, а сигналом пехотных командиров. Поэтому мы строили расчет на создание огневого вала для каждой дивизии и каждого полка. Если из двух полков один застопорится в атаке, то перед ним будет создана огневая завеса из разрывов мин, а перед другим огонь по сигналу командира передвинется наследующий рубеж.

Для проведения огневого вала на этом участке привлекалось 200 минометов. Кроме того, два артиллерийских полка должны были создать огневые завесы на флангах дивизий. Огневое окаймление имело важное значение, так как на направлении главного удара имелись мощные опорные пункты противника — Армянск, Кула и Джулга.

Начальник штаба артиллерии подполковник Кац внес предложение использовать 82-мм дымовые мины, которые прибыли на полевой армейский склад. Я согласился с этим и приказал, чтобы специальная минометная группа подготовила два-три рубежа дымовой завесы с целью «ослепить» противника на самых ответственных участках его обороны.

В тот же день вечером командарм генерал-лейтенант Г. Ф. Захаров созвал руководящих генералов и офицеров полевого управления армии и командиров корпусов. Обсуждался вопрос о подготовке артиллерийского обеспечения штурма перекопских позиций и всей армейской наступательной операции по освобождению Крыма. Я доложил о нашем плане. Предложение об использовании реактивной артиллерии получило общее одобрение. Оно заключалось в том, что два полка во время атаки пехоты будут отдельными установками наносить удары по опорным пунктам, чтобы сковать противника в глубине обороны и не допустить его контратаки. Экспансивный командир 13-го гвардейского корпуса генерал Чанчибадзе вскочил с места:

— Вот это правильно! «Катюши» заменят нам авиацию!

Эта реплика была обоснованна. Дело в том, что все силы 8-й воздушной армии решением командующего фронтом планировалось использовать только в полосе наступления соседа — 51-й армии. Мы же, располагая четырьмя десятками самолетов Черноморского флота, должны были компенсировать недостаток авиации «эресами» хотя бы во время боя за первую полосу обороны врага.

Много времени было посвящено разбору самого построения артиллерийского обеспечения, особенно организации ложных переносов огня, что должно было способствовать истреблению пехоты противника. Командарм потребовал, чтобы во время ложной атаки в траншеях поднимали на палках каски с чучелами и кричали «ура!». Насчет касок не было сомнений. Мы применяли их на учениях. Но вот «ура!» явно должно было потеряться в грохоте снарядов во время артподготовки. Поздно ночью, разобрав все вопросы артиллерийского обеспечения штурма перекопских позиций, командарм утвердил наш план.

23 марта 1944 года. Ровно месяц прошел с того дня, когда мы переключились на крымское направление. В хорошем настроении захожу к командарму.

— Вот и хорошо, генерал, что зашли. Давайте разберемся.

По тому, что Захаров называет меня не по имени и отчеству, как обычно, догадываюсь, что его настроение не совпадает с моим. Он раскрывает ведомость, и мне сразу же бросается в глаза подчеркнутое красным карандашом: общая обеспеченность армии боеприпасами — 70 процентов. Я взял ведомость и предложил:

— Посмотрим по видам боеприпасов. Снарядов особой и большой мощности — сто процентов. Гаубичные и пушечные, а также мины — восемьдесят пять. Тоже неплохо. В чем же мы отстаем? Сорокапятимиллиметровых снарядов у нас маловато. Хорошо, чтобы и эти были израсходованы. Легких мин хватит, да еще за эти дни подвезем. А что касается винтовочных выстрелов, то вы же знаете, как редко расходуют даже десятую часть того, что дается.

Вижу, как у Захарова повеселело лицо.

— Правильно, — говорит он, — штурм можно начинать. Погода исправляется, через сутки дороги будут проезжими.

Хорошая погода недолго баловала нас. Только подсохли грейдерные дороги и по ним покатили тысячи автомашин в войска и на склады, как налетел ураган с дождем и снегом. Правда, к концу дня снег растаял.

Под утро получили приказ командующего фронтом: «Наступление откладывается». Оказывается, на Сиваше вновь разрушены обе переправы, и 51-я армия опять отрезана от тылов. Вместе с приказом пришел вызов от Ф. И. Толбухина днем прибыть в штаб фронта. Тут же вместе с командармом и членом Военного совета мы отправились в путь.

В длинной узкой комнате сидели маршал А. М. Василевский, генерал армии Ф. И. Толбухин, член Военного совета фронта генерал-майор Н. Е. Субботин, генерал-лейтенанты С. С. Бирюзов, С. А. Краснопевцев, командарм 51-й генерал-лейтенант Я. Г. Крейзер и командующий артиллерией этой армии генерал-майор Н. И. Телегин, командующий 8-й воздушной армией генерал-лейтенант Т. Т. Хрюкин.

Каждый командующий армией доложил об окончании всех предварительных работ и о готовности своих войск к наступлению. Василевский и Толбухин интересовались планированием артиллерийского обеспечения операции. Разумеется, у каждой армии имелась своя организация и методика артиллерийского обеспечения, так как их фланги разделялись широким Сивашом и Литовским полуостровом.