Два дня никто не знал, куда делась Савсан. На третий день водоносы вытащили из хауза ее распухшее тело…

Все это водонос Ахмед узнал сразу же после похорон Савсан и тогда же рассказал Дилором. А теперь, похоронив и мать Савсан, старый водонос был так расстроен, что чуть не плакал.

Поняв его состояние, старуха заговорила о другом.

— А когда же свадьба, невесту когда приведут?
– спросила она.

— В пятницу.

— Нынче у нас вторник? Значит, в четверг в доме Оллоёр-би будет пир для женщин…

— А вы пойдете туда?

— Бог знает.

— Кажется, пир будет большой, — сказал Ахмед. — Водоносы из того квартала говорили: семь котлов установили, двадцать баранов зарезали, двух больших коров освежевали, дом весь разукрасили, много музыкантов будет. Уже приготовили ступы и двадцать гранатов привезли.

— Еще бы, Оллоёр-би единственную дочь замуж выдает, — сказала старуха. — Он может себе все позволить. Но что за радость выдавать дочь за человека, уже дважды женатого?

— Говорят, дочь сама захотела, — отвечал водонос.

— Чем это ее так обворожил Гани-джан-байбача, что она сама захотела? Да меня хоть озолоти, я бы свою дочь ему не отдала.

— Говорят, невеста — очень смелая девушка и за словом в карман не полезет. Она заявила, что хорошо выйти замуж за того, у кого уже есть две жены, по крайней мере, говорит, не скучно будет, есть с кем ссориться и ругаться.

— Разве что так! — сказала старуха и взглянула на Фирузу. Усталая девушка спала, положив голову на подушку рядом с бабушкой. Старуха шепотом сказала:

— Ну что ж, Ахмед-джан, иди и ты спать, поздно уж.

Водонос попрощался со старухой, вышел со двора и опустил за собой деревянную задвижку на воротах.

Утром Фируза проснулась поздно, солнце уж давно взошло. Сначала она обрадовалась: значит, бабушка выздоровела, встала и возится уже сама по хозяйству. Но вдруг ей стало страшно: а может быть, бабушка вышла и на дворе ей стало плохо, она упала и лежит? Почему ее не слышно, почему она не напевает, как обычно, не бормочет что-то себе под нос?

Фируза вышла во двор и позвала бабушку. Ни звука. Заглянула в кухоньку, в сарай — нигде нет, выглянула на улицу. Подумала немножко и толкнулась в калитку к соседям — во двор ткача Гуломали. Тут она увидела старуху. Дилором сидела на айване и разговаривала с соседкой. Она встретила внучку улыбкой:

— Что, проснулась и не нашла меня? Куда девалась — на небо улетела или сквозь землю провалилась? Нет, ягненочек, я еще жива и готова тебе служить. А пока ты спала, зашла соседей навестить.

Фируза поздоровалась с женой ткача и спросила, где дочка Зулейха, ее подруга.

— Подружка твоя пошла проведать отца в мастерскую. Вот уже три дня, как отец не приходит домой.

Фируза удивилась. Дилором встала.

— Ничего, не беспокойтесь — наверное, у него много работы перед праздником. Хозяину нужно больше товару, вот он и заставляет мастеров работать днем и ночью, не отпускает домой.

— Пусть бы так, но хоть бы зашел разок — сказал, мы бы и не беспокоились.

— Ну вот Зулейха побежала к нему, она все узнает, — промолвила Дилором и пошла к себе. У калиточки она оглянулась: — Вернется Зулейха — сообщите, что с отцом.

Старуха велела Фирузе заварить чай, и они сели завтракать. Потом Дилором сказала внучке, чтобы та шла в школу и не беспокоилась о ней, нынче она отдохнет хорошенько и завтра будет совсем здорова.

Фируза не хотела уходить. Бабушка настояла, девочка собрала книги, накинула паранджу и вышла из дому.

Старуха Дилором убрала посуду и только собиралась подмести комнату, как пришла Зулейха. Она сказала, что отец ее жив-здоров, только ему приходится работать. Дилором была права: по случаю наступающего праздника Курбан-бай потребовал много шелка от своих ткачей.

Зулейха отобрала у нее веник, подмела комнату и двор, собрала сор в уголок и ушла. Дилором помолилась, собралась прилечь, как кто-то постучал в ворота. Вошли две женщины, одна из них несла на голове поднос с угощением. Недоумевая, старуха поднялась навстречу незнакомым посетительницам. Они сняли паранджи и приветствовали хозяйку. Вошли в комнату, поставили поднос на пол и расцеловались с Дилором. Она сложила их паранджи в нишу и пригласила женщин сесть. Одна из них оказалась сестрой Бако-джана, лощителя тканей из квартала Бобониез, другая — известная в округе сваха, устроившая уже немало свадеб. Видно, они собрались идти сватать кого-то и зашли посоветоваться. Гостьи уселись и промолвили, как полагается: