«Мувр своим длинным мечом несколько раз чуть ли не дотягивался до шеи дракона, но тот постоянно уворачивался. Бой длился до самой ночи. И когда уже стало темно, все разошлись по домам.

— Мы не смогли его одолеть, — сказал Грувр.

На следующий день они решились на хитрость. В том же лесу жил волшебник Маклин. Они пришли к волшебнику Маклину и сказали:

— Помоги нам убить дракона.

Волшебник Маклин сказал:

— А что вы мне дадите за это?

Стувр сказал:

— Грувр испечет тебе вкусные пироги с капустой.

Волшебник Маклин сказал:

— Ладно, вот вам зелье. Это зелье надо плеснуть дракону в пасть, и он умрет.

Они взяли зелье и пошли на гору, где жил дракон. А он тогда спал.

— Дракон, выходи, — сказал Лектувр.

— Выхожу, — сказал дракон и вышел.

Опять завязался бой. Бой был жарким. Дракон испускал из себя огонь. Мувр, Стувр и Грувр дрались оружием, а Лектувр в руке держал горшочек с зельем. Когда дракон низко наклонил голову, чтобы посмотреть, что в том горшочке, Лектувр взял меч и, пока дракон нюхал зелье, отрубил ему все девять голов.

— Пошлите домой, — сказал Мувр.

— Пошлите, — сказал Кхнувр.

Они вернулись победителями. Злой дракон умер. Больше в лесу нечего было бояться, можно было гулять и ходить за грибами…»

Я отложил фолиант в сторону и как-то обреченно вздохнул. Все-таки они его замочили… И вдруг неожиданно для себя так громко рассмеялся, что от непривычки вздрогнул. Мой вибрирующий смех отражался от стен, оконных стекол и возвращался назад, к своему источнику. Возникало жуткое впечатление, что смех звучит откуда-то со стороны. Будто смеялся не я, а смеялись надо мной.

Конечно, я не критик, и не беру на себя смелость оценивать литературные достоинства писателя-шизофреника, но то, что на его страницах творится маразм еще больший, чем тот, что преследует меня в жизни — определенно. Маклин, как непревзойденный мечтатель, даже выдумал в сказке самого себя, пытаясь выступать там в роли добродушного судьи-волшебника. А может…

Может, в этой бессмыслице заложен какой-нибудь шифр? Или аллегория. Я с подозрением покосился на страницы, стал вспоминать всех этих Мувров, Лектувров, чем они там занимались, и пытался найти хоть какую-то связь между событиями идиотской сказки и моими личными кошмарами. Бесполезно.

Ну так что, стоит ли продолжать чтение? Я еще раз тяжело вздохнул и уже в большей степени просто от тоски, чем от любопытства, вновь уткнул взор в пожелтевшие страницы.

«Стувр поймал большую рыбу и никак не мог донести ее до дома. Он позвал Мувра на помощь. Рыба была очень длинная. Они ее взяли с разных концов и поволокли. Грувр разрезал ее на несколько частей и испек пироги с рыбой. Они их ели целую неделю. Но про волшебника Маклина забыли, и не дали ему пирогов с капустой, ни рыбы. А у того дракона, который жил за горой и который умер от зелья был маленький детеныш. Пока он был маленьким, его никто не боялся. Он жил в траве и ел цветы. Но потом он вырос и стал большим, и уже научился пускать из пасти огонь. У него было одиннадцать голов и три хвоста. Головы спали по очереди, а те головы, которые не спали, сторожили. Потому что дракон боялся, что его тоже отравят. Но он был добрый дракон и не хотел ни с кем драться. Когда Лектувр узнал, что у дракона есть детеныш, и что он вырос, он сказал:

— Пойдемте сразимся с новым драконом, пока он не вырос еще больше.

И они пошли.

— Дракон, выходи из пещеры , — сказал Мувр.

— Выхожу, — сказал дракон и вышел.

Они достали мечи и копья. Лектувр достал большую дубину.

— Давайте не будем сражаться, — сказал дракон, — я добрый.

— И ты не будешь никого есть? — сказал Кхнувр.

— Нет, — сказал дракон.

Так они помирились и пошли домой. А дракон пошел в свою пещеру и лег спать…»

Я уже начал утомляться от удовольствия познавать Маклина в качестве литератора, перевернул несколько листов и продолжал чтение более поверхностно, особо не вдаваясь в смысл. Должен сказать одно: чтобы выдумать идеальную бестолковщину, нужен тоже своего рода талант и, конечно же, величайшее терпение. Объем рукописи-то довольно приличный. На протяжении ста с лишним страниц драконы рождались, умирали, погибали либо в бою, либо от злоумышленного отравления. Одни из них были «добрыми», другие «злыми», одни «не хотели сражаться», другие «хотели». Эти эксцентричные мувры, стувры, грувры, которых я всех без исключения называл хренуврами, порою жили «весело», порой — «печально». То они дрались из-за какого-нибудь пирога, то потом мирились. Жизнь, впрочем, не баловала их разнообразием. Каждый день они занимались одним и тем же: пилили дрова, собирали грибы, ловили рыбу, а если с кем-нибудь сражались, то всегда выходили победителями. Автору, да будет мне позволительна некоторая критика, не хватило сообразительности хоть пару строк написать о том, что ОНИ вообще из себя представляют. Я почему-то воображал их в образе маленьких гномов, бегающих между гигантскими деревьями и неуклюже махающих своими громоздкими мечами. Был, впрочем, в сказке один момент, вызвавший во мне некий интерес и даже озабоченность. На семьдесят пятой странице читаем следующий текст: