– Прости, Сечиль!
– Крикнул он мне прямо в ухо.
– Так нужно!

Повернулся лицом к ветру, раскинул руки и запел. Плащ бился за его спиной, как нелепые красные крылья, ветер рвал слова с бескровных тонких губ, уносил прочь.

– ... юмдан ...кюрумак...
– доносилось сквозь рев шторма, - ... еджекте ...еиз.

Все смотрели только на него и меня никто не держал. Даже останавливать не стали, когда я бочком протиснулась к Ингвару и дернула за рукав, заставив наклониться.

– Я к шару!
– Прокричала ему на ухо.- Корабль в море сброшу! Ты, главное, держись! Эти сразу умрут, а мы нет!

Тогда он повернул голову и его губы, соленые, как само море, накрыли мои. И стало неважно, что вокруг кричат, и чья-то рука грубо дергает за волосы, оттаскивая прочь.

– Прости... на удачу!..
– принес ветер, -... постарайся выжить!

И я пригнулась, пропуская свистнувшую над головой цепь - мою цепь!
– и побежала, оскальзываясь на мокрых, залитых дождем и кровью досках. Влетела в каморку и, не думая, совершенно уже не соображая, что делаю, прыгнула в бассейн и схватила шар обеими руками.

Предки, как же больно!

Меня не стало. Затянуло всю, без остатка, разметало на крошечные кусочки. Только это было уже не важно, ведь то, что от меня осталось, точно знало, зачем я пришла и что должна сделать. И стоило осознать это самое "я", как оно вернулось. А вместе с ним пришло понимание: время упущено. Ничего уже не исправить.

Ну, это мы еще посмотрим!

В нос попала вода и я закашлялась. Неловко поднялась, все еще прижимая шар к груди, и только тогда открыла глаза.

Снаружи все так же бушевал шторм и открытая дверь хлопала на ветру, а в маленькой каморке с бассейном было очень-очень душно от набившихся в нее людей. Я смотрела в перекошенные злобой и страхом лица и не могла понять, почему меня до сих пор не скрутили и не вышвырнули за борт. Нервно облизнула губы, покрытые тонкой корочкой соли, и только тогда вспомнила, что в бассейне морская вода. Та самая, которая жжет местных что раскаленное масло. И я в этой воде по колено, одежда насквозь промокла и даже с волос течет. Уж конечно, дураков нет такое руками трогать.

И вот тут до меня дошло: если они все здесь, значит Ингвар...

.Нет! Не может быть!

Он не мог умереть. Только не так. Не в этом дурацком море, не в этом треклятом мире.

"Кому утонуть судьба..." тут же подсунула память, и я закричала, завыла от переполнившей меня бессильной ярости. Хотелось только одного: в щепки проклятый корабль, и пусть все эти уроды сами к своему козой зачатому божеству отправляются и ублажают его по-всякому хоть до...

Стоп.

А почему это - "бессильной"?

Шар пульсировал в моих руках. Теплый и живой, как большое скользкое сердце. Мое сердце. Сто девяносто шесть сердец и все мои. Огромная сила - тоже моя. О, да, в то мгновение я могла все. Не могла только спасти единственного человека, ради которого можно вытерпеть любую боль. Рассыпаться на кусочки и собраться заново. Убить кого угодно, даже не спросив - за что.

Легкой дороги, Ингвар.

Увидимся на той стороне, ладно? Вот только дела здесь закончу.

– Хэй, сахиб!
– позвала я.
– Где ты, сахиб? Я чую тебя. Чую твой мерзкий афйон. Ты весь им провонял, отродье червяка. Выходи, и я подарю тебе легкую смерть.

Не вышел, паскуда. Видно, понял, что вру.

Да вот же он, за спинами других спрятался и к двери пробирается. Думает, я не вижу. Смешной такой. Зачем мне вообще что-то видеть?

Хватаю его за ухо и веду, как непослушного ребенка. Только с места не двигаюсь при этом и вообще не шевелюсь. Ну да, теперь-то я и не такое могу.

– Великий Отец недоволен, - говорю я господину Червяку.
– Не нравится ему жертва. Видишь, и меня он тоже не хочет. Может, с тобой нам больше повезет? Давай попробуем. Повторяй за мной: юлюмдан бизи кюрумак...

Молчит, рыбья кровь, даже умолять не пытается. И правильно.

Толку-то?

Когда лысая голова уходит под воду, та шипит, брызгает в стороны и пузырями идет, будто вскипела. Я осторожно, чтобы не упасть, толкаю застывшее у кромки бассейна тело ногой, и оно грузно оседает, как мешок со свежей требухой.

Головы у него больше нет.

– Но ему же и этого мало, вашему Великому Отцу?
– весело спрашиваю у тех, кто пока еще жив.
– Ему вечно мало. Жадный ублюдок. Ладно. Кто следующий? Тьфу, вы ж ни упыря не понимаете. Ладно, как там оно по-вашему-то... Быр сонлак ки олла джя?