– Ёлки зелёные!
– прижал я ладонь к лицу, - Надо немедленно звонить в милицию!

Отойдя от окна в смятении, я почувствовал сильную жажду. Рядом с окном располагался медицинский шкаф. В надежде найти там воду, я открыл створки. На верхней же полке стояла стеклянная бутылка с бесцветной жидкостью. Сорвав крышку, я припал губами к бутылочке. Жидкость обожгла гортань: это был медицинский спирт. Но в годы войны, в окопе просто не было другого выбора. Мы пили водку и спирт, когда мы умирали от жажды или нам было страшно. Так что, я вполне привык. Осушив бутылку до дна, я откинул её в сторону, почувствовал, как алкоголь тепло разлился по моему телу и дал в разбушевавшийся мозг долю легкости и успокоения. Стерев капли спирта с губ, я медленно подошёл к деревянному шкафу, стоявшему рядом с медицинским. Между ними висел настенный календарь, на котором значилась дата: 3 сентября. Проведя пальцем по листку, я ощутил тонкий слой пыли.

– Ещё неизвестно, сколько времени не отрывали эти листки. Кто знает?… Одно я знаю точно. Произошла какая-то беда.

За окном не было слышно шума города, вообще никаких звуков. Единственные звуки доносились изнутри здания. Какое-то непонятное бормотание, странный хрипящий и булькающий звук, как будто пьяный человек пытается что-либо сказать, но от количества выпитого, язык заплетается, и изо рта вываливается непонятный лепет.

– Это больные? Что там за дьявольщина творится? Кто убил того человека? Нужно быть как можно осторожнее.

Открыв шкаф с одеждой, я увидел своё обмундирование. Оно было в полном порядке, но пистолет с кобурой, как я и думал,отсутствовали. Вероятно, её конфисковали и отдали в МГБ, как обычно делают в таких случаях. Оружие бы сейчас понадобилось, но выбора не было. Облачившись в свою форму, я подтянул китель, и, аккуратно приоткрыв дверь, проскользнул в коридор.

В коридоре было очень тихо. На стене напротив моей палаты висел агитационный плакат "Здоровье народа - богатство страны", слева от него - плакат с инструкциями при оказании первой помощи больному. Справа было окно, сквозь мутное стекло виднелось серое небо, поддёрнутое тёмными клубами туч. Поблизости не виднелось никаких зданий или дорог, лишь неухоженное рыжее поле. Как я заключил с этого, я находился в областной больнице, так как городская больница стояла в оживлённом месте города. Я не стал подходить к окну и прошёл вперёд.Больница недолго хранила свою тишину: впереди раздался душераздирающий вопль, и третья от меня дверь разлетелась в щепки. В коридор упало тело. Склонившись над ним, я ужаснулся.Человек был одет в серую больничную робу, но на этом привычные для советского человека вещи заканчивались. Голова больного была обмотана грязными, потерявшими белизну и свежесть бинтами, скрывающими глаза, нос - всё, кроме рта. Рот застыл в приоткрытой гримасе, выставив неровные гнилые зубы на обозрение. Одет он был в белую смирительную рубашку, какие одевают душевнобольным, когда хотят связать им руки, чтобы больные никому не причинили вреда. Невероятно худые и грязные ноги: на правой из них был закреплен металлический зажим с кольцами, опоясывающими ногу. Кажется, такой аппарат используют для сращивания костей.

– Что это? Кто это его так?

Я с осторожностью подошёл к образовавшемуся проёму и заглянул внутрь. Это был проходной кабинет медосмотра, и он был безжизненный, как и вся больница. Но стоило мне зайти туда, как в дальнем конце кабинета промелькнуло какое-то существо, похожее на больного. Оно достаточно резво проковыляло в коридор, так, что я не успел даже воскликнуть от неожиданности.

– Кто бы это ни был, он не внушает мне спокойствия.

Я пожалел, что у меня с собой нет моего ТТ: с ним было спокойнее. Впереди была безмолвная напряжённость, как на войне перед боем. Я шёл по коридору, и шаги мои отчётливо разносились по коридору. В то же время, я слышал уже не одно, а несколько бессвязных бормотаний и непонятных хрипов. Последняя дверь в конце коридора перед лестницей была распахнута настежь. Заглянув в неё, я увидел, что эта процедурная, и эта комната не была безжизненной. Спиной ко мне, склонившись над столиком для инструментов, стояла медсестра, облачённая в грязный медицинский халат и мягкие туфли без каблуков. Я был обрадован: наконец-то нашёл хоть одного живого человека.

– Сестра!
– позвал я негромко.

Медсестра обернулась, и улыбка моя сменилась ужасом.У женщины на лице не было кожи: оголённый окровавленный череп оскалился в жуткой гримасе, а глаза, свободно проворачивающиеся в глазницах, с холодной ненавистью посмотрели на меня. Она схватила со стола какой-то медицинский острый предмет и швырнула в меня. Я едва успел увернуться и резко попятился назад, когда она, издав ужасающий вопль, бросилась на меня. Я врезался спиной в дверь туалета, и, оттолкнув медсестру, забежал туда.

– Ёлки зелёные, что же делать-то? Она настроена убить меня!

Ответ нашёлся в умывальнике. В разбитой раковине лежал большой газовый ключ: вероятно, здесь чинили водопровод и забыли его в умывальнике. Схватив ключ, я резко повернулся спиной к бросившейся вновь ко мне медсестре. Похоже, она даже не обратила внимания на газовый ключ у меня в руке, ей руководствовалась лишь слепая ярость и желание уничтожить меня. Тяжёлый металл опустился на голову медсестре, череп треснул от удара, но медсестра не сдавалась. Она попыталась расцарапать мне лицо своими длинными ногтями, но я ударил её ещё раз по голове, и она повалилась на пол, забрызгав пыльный кафель мутно-бурой кровью.

Казалось, я рассматриваю её целую вечность, прежде чем вернулся в сознание.

– Она… Она не похожа на обычного человека…

Переступив через тело, я направился в комнату, где я встретил медсестру. Обыкновенный процедурный кабинет, ничего необычного. Пыльный стол, на котором лежат хирургические инструменты, опрокинутый гранённый стакан. На стене плакат "Соблюдайте чистоту и стерильность инструментов".Рядом - стеллаж с какими-то лекарствами, а на нём - записка, наспех написанная неровным "докторским" почерком: