Я сразу понял, что связываться с ними и каким-то образом идти на контакт тем более не стоит. Я убедился в этом, когда сверху донёсся какой-то грохот: похоже, за мной всё ещё гнались пациенты. Подняв головы на звук, оба незнакомца практически одновременно сунули руки во внутренний карман плаща и достали оттуда громоздкие, но проверенные временем немецкие пистолеты «Маузер К96» - оружие чекистов.

– Ёлки зелёные! Это ещё больше усложняет дело.

Связываться с ребятами, вооружёнными огнестрельным оружием, очень не хотелось, тем более, когда в руках лишь пожарный топор. Но, похоже, придётся. Мужчины в кожаных плащах шли мне навстречу, наверняка держа пальцы на спусковых крючках. Столкновение с ними было неизбежно, но это столкновение могло стоить мне жизни. Тем не менее, мне нужно было первым сделать ход. Мои раздумья прервал знакомый хрип, совсем рядом. Обернувшись, я увидел, как психи спускаются по лестнице. Я успел поставить топор перед собой, прежде чем они столкнулись со мной. Я почувствовал, как пациенты вытолкнули меня в коридор. Раздался грохот, от которого я оглох, и я почувствовал волну горячего воздуха совсем рядом, у затылка. Напрягшись, я откинул топором напавшего на меня пациента прямо на чекистов. Едва увернувшись от двух других, я размозжил голову топором третьего и услышал разъярённый вопль, искажённый мембраной противогаза. Прогрохотали ещё 2 выстрела, и я столкнулся с чекистом. Топор глухо стукнулся об пол, и я лишился единственного оружия, однако сдаваться не собирался. Перехватив его руку с «Маузером», я почувствовал грубую кожу казённого плаща. Он попытался вырвать руку и прострелить мне голову, однако я держался крепко. Позади послышалось хриплое дыхание пациента,и я повёл руку противника в нужную сторону. Выстрел: отлично сработались. Однако, в этот раз чекист оказался сильнее, и я,отпустив его, упал на пол.

– Он – не человек. Если бы был, а тем более если был чекистом, я бы давно лежал рядом с этим пациентом.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он медленно поднял «Маузер» и прицелился мне в грудь. Я глупо пошарил о полу в поисках чего-нибудь. О, чудо – пальцы нащупали рифлёнуюрукоять пистолета. Схватившись за него, я выпалил перед собой, не целясь. Чекист заорал от злости или от боли: пуля достигла цели. Я выставил «Маузер» перед собой, держа обеими руками: уродливая голова с небрежно одетым на ней противогазом была в прорези прицела. Я выстрелил, и мужчина грохнулся на землю, рядом с трупом своего товарища.

Я с трудом выбрался из-под тел, крепко сжимая «Маузер». Кроме меня здесь никто не шевелился: все четверо пациентов и двое чекистов были убиты. Склонившись над телом чекиста, которого я только застрелил, я достал из-под его тела второй «Маузер» и взвесил пистолет на своей руке. Сверху раздался звон разбитого стекла.

– Чёрт побери, да откуда вы все берётесь?

Времени на раздумья не было. Я бросился вперёд, в вестибюль. Обезумевшая медсестра перевалилась через стойку и бросилась на меня. Я вскинул «Маузер» в правой руке и выстрелил. Одна пуля врезалась в стойку, а две других попали медсестре в грудь, выбив фонтанчик крови из ранений. Это остановило мёртвую женщину, и она упала перед стойкой. Я бросился прочь из больницы. Осенний ветер трепал моё горячее лицо. Перед самыми воротами я увидел автомобиль ГАЗ М 20 «Победа», и бросился к нему. Дрожащими руками засунул оба пистолета за пояс, открыл ключами дверь и залез в салон.

Из бокового зеркала я увидел извивающиеся в безумной пляске тела, которые выскочили вслед за мной. Их было, по крайней мере, около дюжины, и все, расталкивая друг друга, мчались к машине.

– Главное, чтобы завелась…

Вставив ключ в зажигание, я повернул его. Машина не завелась с первого раза. В это время пациенты атаковали машину. Двое неуклюже толкались у водительской двери, пытаясь открыть её. Трое прыгнули на крышу. Машина заходила ходуном. Продолжая поворачивать ключ зажигания правой рукой, левой я достал из-за спины один из «Маузеров». В случае чего, стоит использовать его. Главное, оставить один патрон – для себя. Это я помнил ещё с войны.

– Ну, давай же! Заводись!

Рёв заработавшего мотора был для меня спасительной песней. Эти дикари неистово трясли машину, пытаясь достать меня. Один из них догадался, что надо разбить стекло, и попытался локтем, плотно прилегающим к своему телу смирительной рубашкой, выдавить стекло. Но тут я тронулся с места, и пациенты упали с крыши. Один свалился прямо под колёса «Победы» и я почувствовал, как колёса машины размазывают его изломанное тело по асфальту. Вывернув руль вправо, я помчался к воротам. Они были закрыты на замок, но меня это не волновало. Главное, вырваться из ужасной больницы.

– Не останавливаться!

Протаранив ворота, «Победа» понеслась по сельской узкой дороге, оставляя за собой страшную больницу и её пациентов, в нелепом беге пытающихся догнать меня.

Машина мчалась вперёд, подпрыгивая на ухабах. Дорога впереди казалась бесконечной. Вцепившись в руль, я постепенно успокаивался. В голову стали лезть вопросы, на которые здравый смысл не находил ответов.

– Кто были эти люди? Да и люди ли это? Что происходит? Надо добраться до города, а там уж пусть Горсовет и МГБ уже решают.

Я проносился мимо каких-то полей. Сельская местность будто вымерла, ни одной живой души. Урожай пшеницы никто не убирал, осенний ветер нещадно трепал перезревшие колосья.

– Может война с западной коалицией? Что же случилось здесь?

Дорога привела меня мимо большого колхоза, а потом вела под железнодорожный мост. Когда я подъезжал к мосту, я услышал протяжный гудок паровоза и глянул на мост. Паровоз на всём ходу мчался по мосту – прямо на стоящий в конце моста состав.

– Ёлки зелёные, что он делает?

Ужасный скрежет и грохот удара, от которого задрожала земля, заставил меня вывернуть руль вправо. На моих глазах опоры моста не выдержали и рухнули под тяжестью завалившегося на бок локомотива. Дорога была завалена.

«Победа» медленно набирала скорость. Слева промелькнул небольшой монумент. Колхоз назывался «Ударник». Я прекрасно знал, что это один из самых крупных колхозов в области после войны. Ранее, самым крупным был «Ленин», но он был уничтожен после фашистской бомбёжки. Колхоз дал кров и работу многимкрестьянам, а в годы третьей пятилетки собрал самый большой урожай за всю историю его существования.