Шрифт:
Теперь же местные пейзажи не цепляли. Погрузившись в недобрые предчувствия, я не смотрел по сторонам. Все обдумывал, как себя вести, если что-то пойдет не по плану. Моей задачей было наблюдать и предотвращать любую возможную опасность. Не однажды я бывал на подобных сходках, но привыкнуть так и не смог. Сегодня же особенно волновался. Шестое чувство подсказывало, никого обмануть не получится. Поставщик, конечно, заметит подставу, вопрос лишь в том, как скоро? Успеем ли мы вернуться в Прагу?
Я тяжело вздохнул и зарылся пальцами в волосы. Семен чиркнул взглядом, как ножом по коже. Только он умел смотреть так, что любая опасность по сравнению с его недовольством, покажется сущим пустяком. Я отвернулся к окну.
Скоро мы свернули в узкий темный переулок и остановились возле заведения под вывеской «Green Flamingos».Двери кафе были сплошь покрыты выцветшими граффити, изображающими и того самого фламинго в полосатой растаманской шапке с толстенным джойнтом в горбатом клюве.
Ну вот, можешь поставить галочку, был в Амстердаме, заходил в кофешоп.
Громилы обыскали нас и впустили внутрь, а сами остались на улице. В зале было сумрачно, пахло смесью табака, анаши и кислятины. Грубо сколоченные деревянные столы и лавки, замызганные цветастые подушки на сиденьях, пустая барная стойка, подсвечена тусклыми зелеными лампочками.
— Семенждон, дорогой друг, проходи, — послышался голос с азиатским акцентом. В глубине зала я смог различить лишь темную бесформенную груду чего-то. К нам подошел тощий тип в сломанных и замотанных изолентой очках. Он проводил туда, откуда раздавались приветствия.
Семен ощерился и уверенно зашагал вперед, следом Симыч и замыкающим я.
— Ассалому алейкум, Ашурджон. Рад тебя видеть, — обратился Семен к огромной туше на диване. Ей оказался невероятно толстый азиат в тюбетейке и необъятном красном халате, из-под которого торчали черные бархатные тапочки. Трудно поверить, что такие миниатюрные ножки способны удержать эту гору жира.
— Спасибо, что приехал сам. Располагайся.
— Из уважения к тебе, Ашурджон.
Азиат еле заметно кивнул. Шеи у него просто не было.
Семен уселся на диван, напротив толстяка. Мы с Симычем встали у него за спиной.
Щуплый пацан в спортивном костюме ловко орудуя чайником, разлил по чашкам темную жидкость.
Туша азиата колыхнулась вперед.
— Давай взбодримся, а потом к делу.
Семен взял предложенную чашку, едва пригубил и поставил на низкий кривоногий столик.
— Обижаешь, Семен.
— Ты же знаешь, Ашур, я не любитель. У меня от чифиря голова болит.
Толстый азиат налил чай в блюдце и, громко швыркая, начал пить. Семен терпеливо ждал.
— Ну что скажешь? — спросил толстяк.
— Скажу, что причин для беспокойства нет. Мы обеспечим полную безопасность транспортировки товара через границу.
— Это в ваших интересах, — толстяк запихал в рот кусок пахлавы и принялся слизывать с пальцев мед и налипшие орехи. — При любом форс-мажоре залог возврату не подлежит. Я надеюсь, вас это устраивает?
— Чему быть, того не миновать, — согласился Семен.
— Это правда. Ну что ж, тогда давай посмотрим, что ты привез.
Симыч полез в рюкзак, достал кодекс и хотел было передать толстяку, но тот не притронулся к книге. Вместо него талмуд принял очкарик. Он внимательно осмотрел его, открыл с середины и пролистнул несколько страниц, а потом показал разворот боссу.
Я вперился в толстяка.
Ашурджон улыбнулся, откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза-щелочки.
— Сколько лет тебя знаю, Семен, а все не меняешься.
Послышался короткий хлопок и Симыч с выражением тупого недоумения повалился на меня, увлекая за диван. Из темного отверстия на его лбу закапала кровь.
— Ашурджон, ты совершаешь большую ошибку, — проблеял Семен.
— Дешёвыми трюками обмануть хотел.
Я услышал еще один хлопок, и за ним звук падающего тела.
В крови закипел адреналин. Я высвободился из-под Симыча и замер. Надо мной стоял тот самый щуплый парнишка с волыной в руках.
— Брось пистолет! Брось! — заорал я, посылая в него поток энергии.
Дуло задрожало, но оружия пацан не выпустил. Он выстрелил.
Меня ужалило в плечо. В глазах помутнело, но я быстро пришел в себя.
— Брось пистолет! — вопил я, но звук выходил глухим, сиплым.
Пацан и не думал подчиниться.
«Как папаша» — пронеслось в голове.
Еще хлопок и резкий таран под ребро. Каждая клетка в теле завопила от боли. Я пополз за диван, удивляясь собственной неповоротливости.