— Сколько я здесь уже лежу?

— Четыре дня, Эшли. Тебе нужно поесть, ты совсем обессилена. — это с чего бы ему расточать беспокойство? — Ее нужно накормить! — выдал он кому-то из медперсонала.

Четыре дня? Серьезно… да я даже с дыркой в голове, отлеживалась не больше двух дней. Я не помню, чтобы вообще, когда-нибудь серьезно болела. А небольшая контузия меня так подкосила… или обреченность… Мой Energizer окончательно сдох…

— Что тебе надо от меня, Сэм? Что? — сил нет даже разговаривать, закрываю глаза. Может, он наконец уйдет и оставит меня в покое?

Мужчина выдохнул тяжело, поставил стул рядом с кроватью, уселся. Гладит по голове, словно маленького ребенка, всем своим видом выражая заботу и сочувствие.

— Ничего. Я только прошу, останься здесь со мной не надолго. Я совершенно ничего не буду с тобой делать, ты просто поживешь здесь, а потом я отпущу тебя на все четыре стороны. Прошу тебя Эшли, дай мне шанс. Я знаю, я поступил погано с тобой, но посмотри на себя, какая ты выросла, самая настоящая бесстрашная. Я во фракции не смог бы вырастить тебя лучше. Поживи тут, со мной, может ты изменишь мнение обо мне и о том, что происходит. Ты была ослеплена искусной игрой, Джанин отлично научила твоего… хм… молодого человека изворачиваться и лгать. Он просто использовал тебя, не более. Поэтому я прошу. Останься. — использовал Эрик? Вы все меня только используете…

— Хорошо, — шепчу одними губами, — я останусь. Я правильно понимаю, что выходить мне будет нельзя?

— Только ради твоей безопасности. Только потому, что лазутчики и предатели могут причинить тебе вред. Только поэтому, а не потому, что я хочу тебя как-то ограничить. — ну да, вред… И крышу, наверняка уже заварили. Да и сил у меня сейчас, только до унитаза дойти хватает, и то, по стеночке. Спасибо, судно не пихают.

— Ладно, Сэм, я остаюсь.

Видимо сидеть у постельки болезной кровиночки и держать ее за обмякшую ладошку, у «любимого» папочки не в почете. И слава тебе яички… Меня кормят, практически с ложечки и вкалывают очередной укол. Лекарство действует быстро, и я погружаюсь в глубокий медикаментозный сон.

Валяюсь в палате, хрен знает сколько, плюю в потолок. Силы понемногу возвращаются ко мне. Дождавшись, когда медсестра уйдет после своих гребанных процедур, потихонечку сползаю с койки. Пора расхаживаться… Одежды нет, обуви тоже, да и трусов даже нету, прости Господи… Сиротинушка я, при таком-то родителе. Заворачиваюсь в простыню, на манер тоги и шлепаю босыми пятками к двери. Выход мне тут-же перегораживают два верзилы с рожами дегенератов. Ба-а, да у меня и няньки имеются… Под чутким присмотром охраны, меня отводят в лидерский корпус, заселяют в большую комнату и мордовороты застывают с той стороны двери. Потом, испуганно поглядывающая эрудитка, молча приносит мне целый ворох одежды, и так-же, без единого слова исчезает. А размерчик-то, мой. Прямиком иду отмываться. Ванная, как и все в Эрудиции ослепляюще белая.. Не торопясь, разворачиваюсь из своей обертки. Включаю воду. Пока ванна наполняется, осматриваю себя в зеркало. Похудела. Следы повреждений после обстрела, почти совсем слиняли, наверное, регенерацией кололи. Набубырив в воду пену для ванн, медленно погружаюсь в ароматную субстанцию по самые уши… Главное — ни о чем не думать. Не пускать в голову страшные воспоминания. Не сейчас. Но не получается совсем. Что же с тобой, мой родной случилось? Где ты? Не знаю, как я еще живу, и сердце все еще исправно в груди выстукивает, когда так больно?

Вымывшись, сушу волосы полотенцем, и в него же заворачиваюсь, разглядывая свое бледное отражение в зеркало. Неожиданно, задорно подмигиваю сама себе и лихо показываю язык. Ну что, Крошка, еще повоюем маленько, а? Как пособница Эрудиции, я буду гораздо полезнее ребятам. А там что-нибудь придумаем, как водится. Давай-ка, детка, пока подтереть сопли и брать себя в руки. Никто, кроме тебя, не вытащит твою сладкую заднюлечку из этой заварухи. Нужно найти своих союзников… Гиля. Может он что-то знает о выживших на полигоне? А вдруг, они смогли с ним связаться?

В Эрудиции все не как у людей. Камера — ячейка, лазарет — клиника, стулья из какого-то материала, что хрен сломаешь и окна узкие такие, что даже я не пролезу. Из штаб-квартиры меня не выпускают. Везде видеонаблюдение. За мной неотступно следят два охранника, сопровождающие меня повсюду, словно тени, кроме моей комнаты. Постоянное нахождение по близости этих тупней, значительно усложняет задачу, моего дилетантского шпионажа. А сбежать из Эрудиции, не представляется ни единой возможности. Я обложена, блин, со всех сторон. Одна надежда отсюда выбраться, только если меня не оставят бесстрашные. Но они точно не оставят. Потому, что они мои родные, они мои друзья. Потому, что мы семья. А семья не бросает своих. У меня появилась новая привычка стоять у окна и пялится в город. С шестого этажа открывается неплохой вид. Правда Чикаго выглядит, как большая помойка.

День сменяется новым, и больше ничего не происходит. Одни только изгои с каждым днем становятся все лучше и лучше. К Эрудиции просто не подступиться, изгои обложили все входы, выходы. Они ведут себя, как отряды особой группы, которой у нас вотчина Вайро. Эх, его бы сюда, он сразу сказал бы, что такое с «Вольниками». Острая игла кольнула сердце. Только бы они выжили после бойни на полигоне. Я не видела мертвых, но и живых я не видела тоже. Вайро, Линни, Ворон, Сани, Джойси… Эрик…

Про него вообще ничего не известно. Как пропал, так и нет его, ни слуху ни духу. Думать о нем больно, особенно после увиденного на планшете. Но сердечко все равно предательски убыстряется при мыслях о нем. Ну как же так, ну не может так быть… Что-то не дает до конца поверить в страшное чудовище, увиденное мной. Не могли быть обманом те глаза на маяке, не могли быть обманом глаза на базе у Фора. Не могут быть обманом рассказы командиров, невозможно так долго притворяться и лгать, хоть раз, да выдаст тебя нутро… Но на планшете… Как будто был не Эрик… и в то же время он, я не могу его не узнать, слишком все родное…

Тут я познакомилась наконец-то с нашим связистом, Гилем. Он прикольный, чем-то на Яшика похож, только в очках, с длинным хвостом, завязанном на затылке резинкой и вздернутым носом. И Эрика он называет не лидером, как командиры, а боссом, на эрудитский манер. Мы быстро подружились, он один из не многих, кто имеет ко мне доступ. Гиль, почему-то тоже проникся к Эрику самыми теплыми чувствами. Вот как получается у этого сукиного сына, так располагать к себе людей, оставаясь при это грубым, заносчивым, циничным, высокомерным, жестоким эгоистом? Или я чего-то не понимаю и не вижу? Гиль сказал мне, делить все, что скажет Сэм на сто. А Сэм, в общем то, и не торопится общаться со мной. В последний раз я его видела, когда он меня просил остаться. И все. Как отрезало у любящего папочки.