Мама, роди меня обратно! Неужели все девчонки проходят через это? А может мне, как пацану, тяжелее приходится?! Мамочки! – чуть не заорал я, но опять отпустило.

Весь в липком поту и липкой крови, лежал я, не решаясь подняться.

Ничего больше не происходило. Если бы не лужа подо мной, да не противный пот, остался бы лежать до утра, до того было плохо.

Ещё немного подождав, решил подняться. Закружилась голова, от жалости к себе перехватило горло. Спят все, в то время как ребёнок погибает!

Эта жуткая слабость не иначе, как от страшной потери крови.

Когда стягивал с себя простыню, она железом начала скрести по сосочкам, раньше похожим больше на прыщики. Я потрогал. Почему так больно? Сосочки набухли и болели. С удивлением нащупал крохотные желёзки.

Утвердившись на ногах, я включил ночник, или, как говорят на судах, «подхалимчик», который папа заботливо привинтил в изголовье кровати.

«Душераздирающее зрелище!» - сказал внутренний голос.

Ещё бы. Простыня в крови, ноги в крови. С трудом собрал всё вместе с клеёнкой, поплёлся в ванную.

Там я нашёл тазик, бросил простыню. Залил водой, снял трусики, бросил туда же, засыпал порошком.

Негромко стеная, с трудом забрался в ванну. Включил душ, начал отмываться. Снова судорога живота, потекла алая кровь. Я сел на дно ванны, и смотрел, как струйка крови вытекает из-под меня.

Кто-то вошёл. Я испуганно посмотрел: вошла мама, кутаясь в халат.

«Мальчик, истекающий кровью» - мелькнула мысль.

– Как у тебя дела? – мягко спросила мама, - не сиди на холодном, поднимись на корточки.

Я честно пытался подняться, но ноги скользили.

– Горе ты моё! – вздохнула мама.

У меня тут же надулись губы, а глаза наполнились слезами.

– Да я не в том смысле! – в сердцах сказала мама, - чуть что, плакать! Подожди, ещё не то придётся вытерпеть.

«Я понимаю, но именно сейчас мне плохо, в будущем – это в будущем» - думал я.

– Ну что, остановилась кровь? Что - то много из тебя течёт. Потому тебе так плохо. Подожди, я схожу, принесу тебе трусы-боксёры, напихаешь туда больше прокладок, и ляжешь на живот.

– Мама, неужели так у всех девочек? – прошептал я, - Каждый месяц?!

– У кого лучше, у кого хуже. Привыкнешь.

Мороз прошёл у меня по коже.

– Надо было оставаться мальчиком, а не влюбляться. Можно было избежать.

Я подумал.

– Наверно, лучше всё-таки естественно?

– Конечно лучше, обновляется кровь. Сейчас помоешься, попьёшь горячего чаю, и станет легче. День-два и восстановишься.

– А эти день-два?

– Посмотрим. Жди тут, - и мама ушла.

Я снова помылся, мягкой губкой тщательно оттёр засохшую кровь.

Мама принесла трусы, маленький халатик и полотенце. Подняла меня и, приказав крепче держаться, вытерла меня всего.

– Нельзя мне тяжёлое поднимать, может, папу разбудить?

Я отрицательно покачал головой.

– Видел он твою красоту, чего стесняешься?

– Не стоит будить весь дом, я ещё сам в состоянии двигаться.

– Тогда двигайся. Вылезай из ванны.

Я с трудом, но вылез, оделся и дошёл до кухни. Там мама налила мне чаю, и, сказав, что пойдёт, застелет мне кровать, оставила одного.

Чай сотворил чудо: в голове и в глазах прояснилось, мысль обрела чёткость. “Умираю, умираю!» - передразнил я сам себя. – «Лёгкое женское недомогание, и раскис».

Пришла мама, отвела в мою комнату.

– Ложись. Надеюсь, на сегодня всё.

– А завтра?

– Завтра будет день… - засмеялась мама. Засыпай, мой волчонок.

И я заснул.

– Саша…! Сашенька. Просыпайся, сынок. Просыпайся, девочка моя.

С трудом продрав слипшиеся глаза, я увидел озабоченное мамино лицо.

– Все уже встали, собрались ужинать, ждём тебя. Что у тебя с глазами?

– Они опухли от слёз.

– Не время шутить. Ты идёшь в школу?

– Иду, мамочка, ученье - свет.

– Поднимайся тогда, а то опоздаешь. Больше ничего не было?

– Не знаю пока, я бы ещё спал…

– Да, надо было тебя отпросить…

Я тут же вскочил, напугав маму.

– Не надо меня отпрашивать! Сейчас я, быстро!

– Ты что испугался?

– Так ты начнёшь объяснять, какой у меня недуг! На всю школу!