– Посмотришь ещё меня?

– Садись рядом.

Я положил руки ей на живот и углубился в осмотр.

Вроде всё к лучшему, только надо подправить потоки Силы, распутать вот этот клубок, освободить пуповинки. Осмотрел родовые пути. Странно.

Или так восстановилось, или…

– Что, Саша?

– Если бы я точно не знал, что мы с Юриком твои дети, я бы подумал, что ты не рожала.

Мама покраснела, но ничего не сказала. А мне и не надо было. Мне надо было в больницу к Толику.

Зайдя в супермаркет, я взял фруктов: яблок, апельсин, киви. Когда Толик очнётся, ему надо будет что-то есть, а то одной капельницей сыт не будешь.

В больницу меня еле пустили. Хорошо, палата была на первом этаже.

Я зашёл в палату. Возле кровати сидел Максим Сергеевич, держал Толика за руку и что-то ему рассказывал.

Увидев меня, он хмуро посмотрел и отвернулся. Я хмыкнул. Ещё меня будешь обвинять!

– Максим, выйди! – грубо сказал я.

– Ты что себе позволяешь?! – заскрипел зубами Максим.

– Ты хочешь, чтобы твой сын выздоровел? Тебе нельзя смотреть на то, что здесь будет происходить.

Я вовсе не собирался проводить здесь танцы с бубнами. Мне сейчас неприятно было видеть человека, из-за которого мальчик находился в коме.

Он ещё и меня в этом обвинял!

Снова скрипнув зубами, Максим пошёл к двери.

– И никого не пускай сюда! – крикнул я ему вслед.

Хлопнула дверь, я подключился к Толику.

Поправил ему жизненные Силы, вывел оставшуюся дрянь через катетер. Капельницу и кислород пока оставил. Тело было здоровое, но Толик не просыпался. Он не хотел.

Придётся искать его душу.

Я взял его за руку и закрыл глаза.

Я лежу на животе в луже крови. Бок сильно болит. Цепь придавливает к земле. Надо идти к будке.

Завывая от боли, я пополз к будке Памяти. Вот вход.

– Толик! – провыл я в темноту, - выйди, мне тяжело ползать.

Никто не вышел. Я прополз ещё, засунул голову в отверстие. Когда глаза привыкли, увидел в углу вонючей будки жалкого всклокоченного щенка. Очень неопрятного. Шерсть свалялась колтунами.

– Выходи, давай, гоняться ещё за тобой! Видишь, я ранен, заставляешь за тобой ползать. Как не стыдно!

Поджав хвост, душа Толика выбежала из будки Памяти.

– Почему не возвращаешься? – сердито спросил я.

– Мне стыдно…

– Тебе не стыдно, что за тобой ухаживает куча народу, что папа твой сходит с ума? Меня заставил страдать?

– Я не хотел тебя… Почему ты ранен?

– Саша уехал.

– Что?!

– Его папу перевели во Владивосток.

– Вон оно что. Значит, ты тоже туда уедешь. Твой родной город, ты всегда туда стремился. Зачем тогда мне возвращаться?

– Не валяй дурака. Если я здесь и страдаю, значит, не собираюсь никуда уходить. Здесь моё место. Скоро родятся мои братик и сестричка, не могу их бросить.

– У Яны тоже кто-то родится. Я буду лишний.

– У тебя есть мама.

– Я ей нужен? Даже не звонит. Я написал ей открытку ещё на 8 марта. До сих пор ни слуху, ни духу.

– Может, адрес поменяла, может, болеет, в больнице лежит! Надо выяснять, а не отсиживаться по вонючим будкам.

– Я должен тебе рассказать…

– Потом расскажешь. У меня силы на исходе. Всё. Ухожу.

Я очнулся. Сил, действительно, почти не осталось.

Рука у Толика стала тёплая. Сам он во сне улыбался. Я снял трубки у носа, выдернул капельницу. Катетеры пусть сами снимают.

Посмотрел на спящего Толика, улыбнулся и поцеловал его в губы.

«Спящая принцесса наоборот» - подумал я, взял апельсин и сожрал его вместе с кожурой.

Ещё яблоко. Теперь можно и встать, а то в дверь уже кто-то ломится.

– Можно уже! – крикнул я, и в палату влетела медсестра и папа Толика.

– Что здесь происходит? – закричала сестра, кинувшись к больному.

– Тише ты, ребёнка разбудишь! – прикрикнул я. Толик и, правда, как ребёнок, спал, свернувшись клубочком, и улыбался во сне.

– До свиданья, Максим Сергеевич, прости, если что не так.

– Ты кто, Саша, волшебник?

– Что вы, я только учусь!

Домой я вернулся в приподнятом настроении. Толик скоро проснётся, будет с кем погулять, поплакаться в жилетку. Жаль, что плакать не могу.

За меня плачет моя душа.