– Честно говоря, я и сейчас в рейтузах, и не скажу, что вспотел, даже в штанах. Холодно на улице. Да и год заканчивается.

– Что изменится после каникул?

Я вздохнул, обвёл взглядом класс, такие родные, милые, и даже где-то любимые лица, и ответил:

– Я ухожу из этой школы.

В классе повисла мёртвая тишина.

Первым подскочил Толик:

– Почему ты молчал?!

– Не собирался делать это так скоро. Родители летом будут переезжать в другой район, папе дают там квартиру.

– Ну и ездил бы оттуда!

– Ты же видишь, меня выгоняют из школы.

– Кто тебя выгоняет? – вскричала Антонина Павловна, - сам выдумываешь неизвестно что.

– Вы прекрасно знаете, что я не буду менять форму.

– А в другой школе будешь?

– Там мне будет всё равно, там у меня нет друзей.

– Ты здесь завоевал авторитет, уважение друзей, у тебя здесь любимый человек, наконец, - сказала Антонина Павловна, теряя боевой настрой.

– Авторитет и уважение можно завоевать везде, я ещё достаточно молод, но учиться там, где меня хотят унизить, я не буду.

– Разве быть девочкой – унижение?

– Я слишком долго и болезненно доказывал своё право носить этот костюм, чтобы так легко от него отказываться. Всё равно, что боевого офицера заставить надеть женское платье.

Толик вышел к доске и взял меня за руку. Поднялась вся моя стая, затем зашевелился весь класс, молча выстраиваясь возле доски. Мне даже пришлось посторониться, и встать, напротив.

Мы молчали и смотрели друг на друга. Неожиданно дверь раскрылась, и вошла Алевтина Андреевна: - Что это у вас? Насколько я понимаю, Денисова организовывает хор? Вот для хора на ёлке точно не будет места. Готовься, Денисова, к выступлению, твоё участие утверждено большинством. Что ты собираешься делать с формой? – я пожал плечами: -Доношу до конца занятий, потом купим новую.

– Ну и правильно. Ты сейчас начнёшь расти, осенью уже надо покупать другую. И что вы собирались петь?

Я запел первое, что пришло на ум: - Если снежинка не растает, пока снежинка не растает, когда часы двенадцать бьют! – «хор» подхватил:

– Когда часы двенадцать бьют!!!

– Какой у тебя замечательный голос, Саша! «Хорошо, что ты не мальчик, - Ладно, занимайтесь, не буду вам мешать», - сказала она и ушла.

Антонина Павловна сидела, покрасневшая. – Я понимал её. Выставила её директриса в неприглядном свете. Моё к ней отношение не изменится, а что касается ребят, ничего сказать не могу.

– Ты, Саша, тоже садись.

– Но я знаю тему!

– Зато я её забыла! – повысил голос учительница. – Что, вас отпустить репетировать?

– Не надо, у нас ещё тренировки, мы собираемся вечером. Сейчас у Саши Белова, там просторнее, и родителей почти никогда нет, - сказал я.

– Где же вы обедаете?

– Обедать нам сейчас некогда, но ужин я им готовлю.

– Заработаете себе гастриты. Почему не обедаете в школьной столовой?

– Не хочется терять время в очереди, мы лучше… - я покраснел.

– Понятно, домой бегать далеко. Куда вы так торопитесь?

– Жизнь коротка, особенно детская, надо всё успеть, всё попробовать!

– Пробуйте, ребята, только не во вред себе.

Папа Саши оказался где - то на сборах, поэтому мы опять без помех веселились. Сегодня мы всех предупредили заранее, что задержимся допоздна, тогда мама милостиво согласилась прислать за нами папу.

Ребята опять загнали меня на кухню, готовить.

Когда ещё шли, я предложил сварить куриный суп с домашней лапшой, но, так - как домашнюю лапшу делать долго, а кушать хочется быстро, купили сухую. Быстренько сварив окорочок и картошку, опустил в кастрюлю

лапшу, добавил специй, и скоро суп был готов.

Как всегда, супа оказалось маловато. Я еле вырвал у голодных ребят кастрюлю, чтобы накормить маму Саши.

Когда мальчики предложили поваляться на кровати, я сослался на больную голову, чем вызвал взрыв хохота.

Уставшие, но довольные, расходились мы в этот вечер. Папа, как и обещала мама, ждал нас у входа. Он развёз нас по домам, ни вопросом, ни советом не потревожив нас.

За ужином я спросил маму, когда мы будем переезжать, и в какой район.

– У папы спроси.

– Папа со мной не разговаривает, он объявил мне бойкот, по неизвестной мне причине.

Папа покосился на меня, но промолчал.

– Как-то дико выглядит – воевать с собственным ребёнком, – продолжил я.

Папа больше не стал на меня смотреть, он отложил свою ложку и вышел.

Я пожал плечами:

– Теперь-то что не так? Я хотел объясниться. Теперь мне пешком домой ночью ходить? – мама молчала.

– Папа всё делает, чтобы мама не волновалась.

– Да помолчи ты! – с досадой отозвалась мама, - больше не будем тебя ждать, лучше поужинаем одни.