Шрифт:
– А мне нравятся "Домашние животные".
– Отличная команда, только я слышал, что Ален Блеквуд ушел. Они теперь, скорее всего, распадутся.
– Быть не может.
– Может, возьмут кого-нибудь на его место.
– Кто его сможет заменить? Жаль, если это так, и почему он ушел?
– Не знаю. Вряд ли из-за денег - тут что-то другое...
– Да...
– Помнишь "Сладкий дым"?
– Это их лучший альбом.
– В "Несбыточных грезах" есть хорошие вещи...
– Есть, но "Сладкий дым" - лучший их альбом.
– За "Домашних животных"!
– За Алена Блеквуда!
– За хорошую музыку!
– За нас с тобой!
– Давай...
Они выпили. Водка показалась хорошей.
– У Хемингуэя есть рассказ, где двое выпивают и болтают о разном... Похоже на нас.
– Вот уж нет. Мы не о разном тут болтаем! Хорошая музыка - это не разное, приятель.
– Рассказ действительно хороший.
– Мы говорим серьезные вещи. Если парни в том рассказе болтают чепуху - мы не похожи на них!
– Ладно. Меня пригласили на пикник. Завтра поплывем на остров. Хочешь - присоединяйся.
– Завтра не могу - будет работа.
– Может, вечером на танцы сходим?
– Скучно там.
– А дома сидеть не скучно?
– Музыка у них не годная!
– Это верно.
– Лучше дома...
– Скучно.
– Дом есть дом.
– Тебе хорошо: есть дом и никто не учит, как жить. Можно подумать, они знают...
– Пока работаю - мой. Брошу эту работу, и - нет дома! Чтобы был свой нужны деньги.
– Деньги, деньги, где их взять?
– Всегда может подвернуться случай,- возразил приятель,- главное не упустить.
– А если не подвернётся?
– Нет,- твердо сказал приятель и повторил,- нет! Возможность есть, только нужно иметь голову, и не упустить.
– Я что-то устал, и поздно... Можно у тебя переночевать? Домой идти неохота, да и к пристани тут ближе.
– Оставайся, места хватит. Будешь спать в спальне, а я тут, на диване...
Я лежал в постели с открытыми глазами, но это не играло никакой роли, потому что было темно - дверь в комнату была прикрыта, и только в щель, под дверью, был виден бледный свет от включенного телевизора. Приятель уменьшил звук. В ночной тишине какой-то чиновник негромко лгал с экрана, и я знал: приятель недоволен этим.
Многие были недовольны правительством, хотя были и такие, кто находил ему оправдание, но, все же, многие были недовольны. Правительство было толстокожим или хотело казаться таким, и упорно не замечало, что слишком многие были недовольны происходящим. Никто не знал, чего ожидать в новой сводке телевизионных новостей, в первой части, где оповещались правительственные заявления, и правительство обычно не затягивало сроки введения непопулярных законов. Те постановления, которых многие ожидали, если и принимались, то оттягивались долгими сроками, оговоренными в тонко продуманных указах. Казалось, правительство вело войну, только противника нигде не было видно, а недовольных - сколько угодно.
После новостей приятель выключил телевизор. Луна светила в окно, отпечатывая на полу, наискось, перекрестье оконной рамы. Засыпая, я подумал: неплохо бы начать новую жизнь... еще подумал о том, что я должен изменить в себе. Кое-что отыскал, но сильно хотелось спать, и я решил: остальное додумаю после. В доме было тихо. Я уснул, еще не зная того, что нельзя доверять мыслям перед сном.
Орфей.
Глубокая осень. Под вечер я вернулся домой с прогулки. На свежем воздухе прохладно и необычайно тихо. Близкие горы затянуты плотными, сизыми облаками, и в быстро спустившихся сумерках все вокруг выделилось резко и немного печально, будто карандашный рисунок на плотной серой бумаге.
Дома уютно, тепло. От безделья стал листать художественный альбом, в котором большие скользкие страницы с репродукциями проложены тончайшей папиросной бумагой. Когда увесистый альбомный лист перебрасывался пальцами, издавая надменный лощеный звук, тонкая полупрозрачная бумага прилипала к нему, но, точно припоминая - ах, другой-то остался без присмотра!
– нехотя возвращалась, отлипая неизменно снизу, выгибаясь кошачьей спиной, пока, наконец, не отделялась полностью и, недовольно прошуршав, не растягивалась по плоско покоящемуся листу. Книга была прекрасно издана - и, верно, стоила очень дорого. Ее подарил мне один знакомец, имевший прибыльное торговое предприятие - теперь принято говорить: бизнес. Он умер нынешним летом от сердечного приступа. Листая альбом или другие подаренные им изумительные книги (как он понял эту мою слабость?), я часто думаю о нем, а иногда вспоминаю разговор, который открыл мне этого человека с совершенно неожиданной стороны.
Познакомились мы на какой-то вечеринке. Меня подвели к нему, представили. Он сказал о моих публикациях - кажется, похвалил. Я ответил благодарностью. В подтверждение нашего знакомства он вручил узкую, пупырчатую от красиво выдавленных букв имени и цифр телефонных номеров визитную карточку, попросив (именно - попросив!) непременно звонить, если понадобиться помощь. Через несколько дней он сам позвонил и пригласил на ужин в ресторан. Помню, я сказал, что это не совсем удобно, мол, я не готов, но он очень тепло, по-дружески ответил, и я не мог отказать. После мы обязательно - раз, а то и дважды в месяц - вместе ужинали. Вначале мне было неловко; подметив, что он избегает женского общества, у меня возникли мысли, которые вскоре я решительно отбросил, потому как убедился: никаких оснований они не имели. И наши ужины вошли в привычку.