– Поразительно, - пробормотал Нодли.

– Я хотел сразу послать за вами, но передумал. Да и зачем? Член ведь на своём законном месте, и если бы я рассказал вам эту историю, вы бы сочли меня сумасшедшим... Потом он не уходил целую неделю. Всю эту неделю я находился дома, пока друзья не зазвали меня в Оперу. Там я увидел одну даму, как мне сказали - графиню Кампана. Я наблюдал за ней издали. Не буду скрывать, она произвела на меня впечатление... Вернувшись к себе, я лежал в одиночестве и думал о ней. Вот тогда-то член ушёл во второй раз. Я изнасиловал графиню Кампана, доктор! Я изнасиловал её, для меня это несомненно, но произошло это как бы на расстоянии, очевидно, посредством телепатии. Я держал эту даму в своих руках, чувствовал её пышные бёдра и засаживал член в самое её горячее нутро так, что она дёргалась подо мной...

– Конечно, я принял бы тебя за сумасшедшего, - сказал доктор, - если бы своими глазами не видел твой прыгающий орган... Значит, графиня Кампана тоже подверглась насилию?

– Можете не сомневаться, сэр. От меня потребовалось только вообразить её без одежды и представить, что она отдаётся мне. Этого было достаточно, чтобы мой оживший член разыскал её среди тысяч других женщин Аддисберга...

– Потом ты думал о других женщинах?
– спросил Нодли.

– Да. Я начал бывать в Опере и на балах. Я нарочно выискивал среди дам самую юную и привлекательную, и, вернувшись к себе, лежал на диване и думал о ней, воскрешая в памяти её черты. А у меня, как у художника, память неплохая, я почти с первого взгляда запоминаю все характерные детали лица и фигуры. И вот тогда-то мой член и покидал меня. Потом наступал бурный оргазм, я мысленно сжимал в объятиях очередную красотку и почти физически ощущал, как мой член, которого в этот момент не было на мне, брызжет спермой...

Нодли подошёл к портрету и коснулся рукой холста - в том месте, где были изображены гениталии.

– Погладьте его, доктор, погладьте, мне приятно, - сказал Дэймон, разваливаясь в кресле.

– Что?
– Нодли обернулся к нему.

– Когда вы гладите член на холсте, мой настоящий член это чувствует, - ответил художник.

– В самом деле?

Дэймон спустил с себя штаны и трусы и задрал рубашку, обнажив свой детородный орган. Тот был совсем небольшим, сморщенным и вялым, но когда доктор начал водить рукой по гениталиям на картине, настоящий член художника проявил некоторые признаки жизни.

– Если хотите убедиться, проведите эксперимент, - сказал Дэймон.
– Вон в той коробке есть иголки с нитками; возьмите иголку и уколите член на холсте. Только слегка. Вы увидите, что выступит кровь. Не на холсте, а вот здесь, - и он обхватил руками свой пах.

– Я почему-то не сомневаюсь, что так и будет, - пробормотал доктор.
– Однако, пожалуй, уколем для полной ясности.

– Колите между пенисом и мошонкой, вот сюда, - Дэймон отвёл в сторону пенис и пальцем показал, куда нужно колоть.

Нодли ткнул иглой в холст. Дэймон вздрогнул от боли, но рук от своих гениталий не оторвал, продолжая демонстрировать доктору то место, которое соответствовало уколотому месту на холсте.

Поправив очки, доктор наклонился к его паху. На коже, которую оттягивал Дэймон, выступила капелька крови. Нодли промокнул её платочком.

– Конечно, я мог бы сказать, что это самовнушение, - сказал он после короткого раздумья.
– Такое редко, но бывает. Например, стигматы, которые появляются на руках и ногах некоторых религиозных фанатиков... Но у тебя явно другой случай.

– Ещё пару недель назад он хотя бы руководствовался моими желаниями, - сообщил Дэймон уныло.
– Он уходил, когда я принимался думать о какой-то конкретной женщине, которую видел в тот день. Но в последнее время я никуда не выхожу и о женщинах стараюсь не думать, насколько это в моих силах. Но он продолжает уходить! Он насилует кого-то, я это отлично чувствую, но кого - понятия не имею...

Нодли придвинул к портрету второе кресло и уселся в него.

– Скажи, Дэймон, ты знаком с леди Паулиной Райзингэм?
– спросил он.

– Не имею чести.

– Ты хотя бы знаешь, о ком речь?

– Без понятия, хотя фамилию Райзингэм я, конечно, слышал. Она известна в Аддисберге, - художник мрачно взглянул на Нодли.
– Стало быть, мой член изнасиловал эту Паулину?

– Да, и не далее как сегодня ночью.

Дэймон задумался.

– Самое смешное, что я её совершенно не помню. Не знаю даже, как она выглядит... Возможно, я мельком видел её в Опере или на балу... Подозреваю, что он начал насиловать женщин, которых я видел когда-то давно или мельком и о которых думать забыл. Наверняка и бедняжку Паулину я видел всего пару секунд, а он вытащил её образ из моей памяти.

– Наука твой случай объяснить не в состоянии, - произнёс Нодли так, словно ставил окончательный диагноз.

– Скоро он начнёт насиловать первых встречных баб!
– воскликнул Дэймон и в сердцах щёлкнул по пенису пальцем.
– Он ненасытен! Больше всего меня бесит, что я не знаю, кого он трахает. При таком раскладе он запросто наградит меня сифилисом. В прошлую среду, вскоре после его возвращения, я обнаружил у себя в паху какую-то сыпь, которая чесалась весь день.

– А ты пробовал смыть его с портрета или закрасить?
– спросил Нодли.