– Как же ты пойдёшь на акцию?
– серьезно спросила Алекс, но без раздражения, скорее с заботой.
– Карлос даст тебе оружие, а оружие не стоит держать в руках, если не собираешься его применить. Если ты никогда не убивал, тебе будет сложно.

– А скольких уже убила ты?
– резко спросил он.

Алекс призадумалась. Называть только тех, с кем оказалась с глазу на глаз, или прибавить тех, кто погиб от её бомб? Она решилась назвать более правдоподобную в его глазах цифру.

– Пятерых.

– И что ты чувствовала?

– Ненависть и радость от избавления.

– А потом?

– Чего потом? Не мучила ли меня совесть? Нет.

Энджи ничего на это не сказал, а только повернулся и пошёл на кухню.

– Парень, - произнесла она ему вслед, - может тебе вообще не надо этим заниматься? Ты же под наше ремесло не заточен.

– Нельзя просто так взять и уйти.

Что это значило, Алекс могла только догадываться. Может, Революционные ячейки расстаются со своими активистами, только если они отбывают в тюрьму или на тот свет? Может, отрекшихся от террора, их бывшие подельники объявляют предателями и из опасения, что раскаявшиеся их выдадут, просто убивают их, или "казнят" как принято говорить в этой среде?

На седьмой день слежки за новостями, диктор объявил, что осада дома в Западном Лондоне окончена, все четверо боевиков ИРА сдались. До сегодняшнего дня Алекс не хотела думать, что всё закончится именно так, хотя умом и понимала - им повезло, что их не штурмовали и не убили. Но это всё равно конец. Родерик прав, сейчас для неё нет дороги обратно, ни в Лондон, ни в Ольстер.

Карлос позволил всем пятерым своим подручным переехать с окраины в центр города, поближе к месту будущих событий. В этот же вечер он пригласил всех в дорогой ресторан. Алекс пришлось вспомнить все навыки изворотливости, чтобы никто не заметил, что она не ест и не пьет. Если когда-то у неё получалось незаметно подкидывать Гольдхагену кусочки из своей тарелки в его, то с Халидом и Энджи этот фокус получился не до конца, и ей пришлось изобразить из себя несильно голодную до еды. Зато уже две недели прошло, как она покинула Лондон и три, как она забирала кровь у Дарси. И с этим в ближайшие дни надо было что-то делать.

– Вот что мы, - с наигранным пафосом начала Алекс, - социалисты, марксисты, анархисты, делаем в этом, не побоюсь этого слова, буржуйском местечке?

– Нада, - смеялся Карлос, разлива вино по бокалам. Она уже давно не пыталась вывести его из себя, и потому он был в хорошем расположении духа, - как ты можешь критиковать буржуазный образ жизни, ни разу его не вкусив?

– А вдруг мне понравится, и я стану профнепригодной?

– Брось, - отмахнулся Карлос, - я же не стал.

– Потому что, ты всегда был таким, разве нет?

– Так, - весело обратился он к остальным, - кажется, сейчас меня обвинят в персональной коррумпированности и предадут анафеме.

– Может, лучше поговорим о деле?
– предложил Энджи.

– Давай о деле, - согласился Карлос, потягивая вино.
– Во время операции все говорим только по-английски. Это исключит возможность властям быстро нас опознать. Не должно быть никаких сбоев, только слаженная чёткая работа. Выполнять мои приказы в точности и неукоснительно. Не проявлять снисходительности к заложникам. Кто окажет сопротивление, будет убит, кто запаникует и устроит истерику, будет убит, кто не подчинится моим приказам, даже если он в моей команде, - тут он мельком посмотрел на Алекс, - будет убит.

– Я не согласен, - тут же покачал головой Энджи.
– Если мы убьём заложника, начнётся паника, а это никому не нужно.

– Послушай, - начал объяснять Карлос, - нам придётся держать в одном зале множество людей. Это толпа, а у толпы своя психология. Пока все живы, люди считают, что всё происходит не по-настоящему, и это вообще игра. Как только они увидят мёртвое тело, то поймут, что шутки кончились и всё слишком серьезно. Тогда они будут слушаться и не создадут нам проблем.

– Но должны же быть другие методы убеждения, - не отставал Энджи, - зачем же сразу убивать?

– Эй, парни, - мрачно обратилась к ним Алекс, - ничего, что мы в ресторане? Может, обсудим наши проблемы ещё громче?

Все тут же благоразумно притихли, но ненадолго. Карлос спросил:

– Нада, а что ты думаешь? Энджи сомневается в моих методах, а ты?

– А я исхожу их соображений субординации, - без всякого энтузиазма ответила Алекс, - ты командир, мы - подчинённые, а подчинённые должны слушать приказы, иначе будет бардак.

– Вот видишь?
– обратился Карлос к Энджи.
– товарищ Нада высказала здравую мысль, а с товарищами надо всегда быть солидарным. Тебе, Нада, я дам особое поручение. Во время операции я доверю тебе охранять заложников. Будешь ходить с оружием вдоль комнаты рядом с ними. Это должно держать их в напряжении и страхе, не давать расслабиться и выкинуть какую-нибудь глупость. Кричи на них, резко и громко, чтобы не двигались и не переговаривались между собой. Особенно учти последнее, тихий звук голосов как шум прибоя усыпляет бдительность. Не дашь им говорить - исключишь возможность, что они вступят в сговор и захотят оказать сопротивление или выкинуть ещё какую глупость в этом роде.

– Будет исполнено, - кисло пообещала она.

– А что ты такая невесёлая?
– прицепился Карлос, - ничего не ешь. Выпей, жизнь сразу станет веселей.

– Сначала на акции уложу парочку трупов, а потом точно отпраздную вместе с тобой, - всё так же отвечала она.

– Слушай, в нашу первую встречу ты такой занудой не была. Что с тобой случилось, кудряшка?

Его веселость, подогретая алкоголем вкупе с неумело замаскированными высокомерными издевками, только раздражали. Но Родерик ясно дал понять, что острить с руководителем команды не надо, и потому Алекс ограничилась фразой: