– Да кому, какая разница?

– Ну, например, тринадцати нефтяным министрам стран-членов ОПЕК. Если эту Габи Кёхер предъявят им на опознание в суде, то твой хитрый план рухнет. Они её просто не узнают, потому что видели меня, а не Габи Крёхер. Ты в курсе, что Энджи, этот малодушный сучёнок, недавно послал в редакцию "Зеркала" свой револьвер и покаянное письмо с отказом от террористической деятельности? Ничего, что он скоро начнет сотрудничать с властями и заговорит?

– Не заговорит, - уверенно возразил Родерик, - Он просто ушёл из Революционных ячеек и теперь скрывается не только от властей, но и от бывших товарищей.

– Конечно, скрывается, на их месте я бы искала его и день и ночь, чтоб пристрелить за предательство. Он ведь выдал властям всю информацию по двум планирующимся акции. Ну и кто он после этого?

– Человек, внезапно осознавший, что терроризм это негуманное и жестокое занятие, - сказал Родерик и рассмеялся.
– Не бойся, ничего никому этот Энджи не скажет, его курируют умелые люди, им тоже не с руки, если он начнёт болтать.

Настала очередь Алекс удивляться.

– Интересный расклад, - заключила она, - Меня курируешь ты, Карлоса точно кто-то курировал, пока он нежился в роскошных апартаментах "Хилтона", Энджи тоже на поруках. Вот интересно, а кто тогда курирует Халида, Юсуфа и Джозефа.

– Вади Хаддад. Слушай, не задавай глупых вопросов, не тяни с меня жилы. У меня, между прочим, работа как у театрального агента. Это я кручусь и деру глотку, чтобы выбить для тебя хорошую роль и устроить феерические гастроли. Так и с Карлосом. Без таких как я, вы все лишь сборище головорезов, а с должной организацией - высококлассные профессионалы. Так что, если Энджи вышел из дела, значит, наверху решили, что так нужно.

– Так ты знаешь, кто его курирует?

– Знаю, но не скажу, а то ты опять начнёшь беситься. Ты, кажется, хотела знать, что будет, если тринадцати нефтяным министрам и Энджи предъявят для опознания Габи Крёхер? Да ничего не будет, её просто не признают Надой из группы Карлоса и всё, она вне подозрения. И про тебя тоже никто ничего не знает - была, и нет. Так что не надо критиковать прикрытие, которое я тебе придумал. Оно было неплохим и два с лишним года тебе неплохо прослужило - никто твоего имени не знает и уже вряд ли узнает, даже если кому-то взбредёт в голову всерьёз раскрывать дело о захвате ОПЕК.

– То есть, - с удивлением усмехнулась Алекс, - расследовать преступление никому не надо?

– А что тут расследовать? Весь мир знает, что в нападении участвовало пять мужчин и одна женщина по кличке Нада, которую зовут Габриель Крёхер-Тидеманн. Так что теперь можно с чистой совестью придумать тебе новое прикрытие.

– Ещё раз дашь мне имя реального человека, чтоб потом спихнуть на неё наши общие злодеяния?
– ехидно поинтересовалась Алекс.

Родерик изобразил непонимание:

– В Англии за твои художества осуждено больше десятка невинных ирландцев, которые и бомбу-то в жизни не видели, не то чтобы собирали её своими руками. Что, их не так жалко?

– Жалко, но это судебный произвол англичан. А то, что сделал ты, это самая натуральная подстава. Я от имени Габи Крёхер убила двух человек.

– Так и она не бескрылым ангелом села в ту тюрьму, из которой её обменяли на кандидата в мэры.

– Да? И что же она такого сделала?

– Стреляла в полицейского. У неё к ним какая-то болезненная неприязнь.

И тут до Алекс дошло.

– Так ты приказал мне убить полицейского на конференции только для того, чтобы это соответствовало психологическому портрету Габи Крёхер?

– Не совсем так, но смысл верный.

– Ну и сволочь же ты, - мрачно заключила Алекс.

– А что такого?
– не понял Родерик.
– Чем ты опять недовольна?

– Тем, что тому полицейскому было лет шестьдесят, он ничем не мешал исполнению акции. Вот тот, который попытался мне руки выкрутить после него, тот да, мог меня ткнуть физиономией в пол, и на этом для меня бы венские каникулы закончились тюрьмой. А тот старик не мешал ни мне, ни Энджи, ни Карлосу, вообще никому. Достаточно было заставить его сесть в лифт, что я и сделала и, держа на мушке, отправить вниз. Рори, тебе кошмары по ночам не снятся?

– Какие ещё кошмары?
– не понял он.

– Кровавые, с мертвыми младенцами и стариками с простреленными головами? Это ведь ты его убил, не я.

– Ой, да ладно морализировать, - только и отмахнулся он, но Алекс не отставала.

– Нет, Рори. Не будь твоего приказа, он бы остался жив. Всё решило одно твоё слово. Я привела в исполнение смертный приговор, но вынес-то его ты.

Родерик недовольно молчал, даже не стараясь оправдываться и ехидничать, только мрачно взирал в пустоту.

А Алекс не на шутку задумалась. Что же произошло в её жизни за последние два года, когда ВИРА заключила перемирие с властями и из-за излишка свободного времени Алекс, оторванная от республиканской борьбы за свободу Ольстера от королевской тирании, по велению Родерика стала заниматься совсем не тем, что одобряла её совесть и принципы? Ладно, альвар Сарваш, по счастью живой, хоть для всех и мертвый - будь на его месте смертный и такой же безвинный антисионист, его бы смерть была целиком на её совести.