Насколько помнил Герсен, гостьей, впустившей ночного посетителя, была Талья Каллоб, студентка факультета социологии. Во время вечерней беседы, однако, Талья не уделяла особого внимания никому из мужчин.

Наутро все надели сходные костюмы: серые замшевые брюки, черные рубашки, коричневые жилеты и причудливо устроенные черные шапки, почти шлемовидные, с забавно растопыренными наушниками.

Завтрак, так же, как и вчерашний ужин, был простым и сытным; за едой паломники оценивающе поглядывали в окна. С гор еще налетали клочки тумана. Небо затянулось тонкой пеленой, разрывавшейся на отдельные кучевые облака там, где восходило солнце — не слишком утешительная картина.

После завтрака стюард собрал гостей, старательно уклоняясь от вопросов.

«Сколько нам придется пройти сегодня?» — настаивал Хайген Грот.

«Не знаю, сударь, действительно не знаю. О расстоянии мне ничего не говорили. Но чем скорее мы выйдем, тем скорее придем».

Хайген Грот разочарованно хрюкнул: «Это совсем не то, чего я ожидал... Тем не менее, если придется снова топать весь день, придется топать, что поделаешь».

Тропа увела их с прогалины; каждый обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на старую мрачную охотничью дачу прежде, чем она скрылась за деревьями.

Несколько часов извилистая тропа вела их по лесу. Небо не прояснялось; лиловато-серый свет, проникавший сквозь листву, придавал мхам, папоротникам и редким бледным цветам необычно насыщенные оттенки. Стали попадаться скальные обнажения, покрытые черным и красным лишайником; всюду виднелись небольшие хрупкие поросли, чем-то напоминавшие земные грибы, но выше грибов и растущие несколькими ярусами — раздавленные подошвой, они испускали горький аромат застарелого тления.

Тропа поднималась в гору, лес поредел и остался позади. Паломники оказались на каменистом склоне; на западе возвышались уже недалекие горы. У ручья они остановились, чтобы напиться и передохнуть; стюард раздал сладкое печенье.

На востоке простиралась темная, угрожающая чаща леса; впереди темнела угрожающая громада гор. Хайген Грот снова принялся выражать недовольство трудностью маршрута, на что проводник отвечал самым невозмутимым тоном: «То, что вы говорите, лорд Грот, во многом справедливо. Но, как вам известно, я — всего лишь служащий. Мне было приказано следить за тем, чтобы ваш поход был как можно более интересным и удобным, вот и все».

«Что интересного или удобного в том, чтобы тащиться на своих двоих десятки километров, уже второй день подряд?» — ворчал Грот. Ему решилась возразить Маргари Льевер: «Не надо так беспокоиться Хайген. Здесь прекрасные виды. Посмотрите вокруг! И разве вам не понравилась романтическая старая охотничья дача? Мне понравилась».

«Уверен в том, что Маркграф надеялся произвести именно такое впечатление, — сказал стюард. — А теперь, дамы и господа, нам лучше всего продолжить путь».

Тропа взбиралась по склону все круче — друидесса Лейдига и Дорани скоро начали отставать. Стюард вежливо сбавил темп. Через некоторое время тропа углубилась в скальную расщелину, и подъем стал не таким крутым.

Стюард устроил кратковременный привал и раздал нечто вроде походного обеда: суп, колбасу и снова печенье. Вниз по горному склону начинал дуть холодный порывистый ветер; по небу неслись на восток низкие темные тучи. Паломники продолжали брести вверх по голому каменистому склону — город Кухила, яхта с прозрачным корпусом, зеленый с золотом самоходный фургон превратились в не более чем смутные воспоминания. Маргари Льевер сохраняла оптимизм, а Наварт шагал, ухмыляясь, словно повторял про себя какую-то злорадную шутку. Хайген Грот перестал жаловаться — ему едва хватало дыхания на то, чтобы продолжать продвижение вверх.

Во второй половине дня внезапный ливень заставил путников поспешно искать убежища под навесом скалы. Небо потемнело; горный пейзаж погрузился в фантастические серые сумерки. Паломники, в серых костюмах и черных шапках, казались порождениями тех же скал, что окружали их со всех сторон.

Тропа продолжалась по дну каменистого ущелья; молчаливые паломники с трудом передвигали уставшие ноги — шутки и любезности первых нескольких дней теперь были неуместны. Следующий короткий ливень стюард проигнорировал, так как уже начинало смеркаться. Ущелье расширилось, но дорогу загородила массивная каменная стена, по верхнему краю которой торчали высокие чугунные шипы. Стюард подошел к чугунной боковой двери, поднял тяжелый дверной молоток и опустил его. Прошла долгая минута, после чего дверь со скрипом отворилась, и в ее проеме показался согбенный старик в черной мантии.

Стюард обратился к паломникам: «Здесь я должен с вами расстаться. Вам надлежит идти дальше — достаточно не сворачивать с тропы. Советую торопиться: скоро будет темно».

Один за другим путники протиснулись через узкий проход; дверь со звоном закрылась у них за спиной. Некоторое время они топтались на месте, поглядывая по сторонам. Ни стюарда, ни старика в черном с ними не было — никто не давал никаких указаний.

Диффиани протянул руку: «Вот она, тропа! Придется снова идти наверх».

Обмениваясь болезненными стонами, паломники заставили себя идти. Тропа пересекла каменистую пустошь, после чего пришлось перейти вброд горную речку; ветер разыгрался не на шутку, а тропа продолжала подниматься. Наконец, когда начали блекнуть последние лучи пасмурного заката, путники взобрались на гребень хребта. Диффиани, опередивший всех, снова протянул руку: «Огни! Какой-то приют или постоялый двор».