Пока женщина уходила, держа девочку за руку, Гермиона пораженно смотрела на Драко. Низ его белой футболки был весь в зеленых водорослях. Его джинсы, конечно, насквозь промокли и обтягивали ноги, как вторая кожа. Гермиона не знала, что удивляло ее больше: то, что Драко Малфой только что влез в грязный пруд, чтобы вытащить игрушечного кролика, или то, что она находила Драко Малфоя, покрытого по пояс водорослями, невероятно сексуальным.

– Было почти героически, – заметила она, заставив себя оторвать взгляд от него и снова посмотреть на пруд.

– Почти героически? – усомнился он, пытаясь отряхнуть водоросли с джинсов. – Я игрушку выловил, а не ребенка.

– Дрейк, да за ребенком любой бы прыгнул. Немногие бы прыгнули за игрушкой.

Он пожал плечами: «Ну вот такой я идиот».

– У тебя ведь моя одежда с собой?

– Да, конечно! Как я могла об этом не подумать? – забормотала она, доставая футболку и шорты.

– Наверное, потому что это не ты стоишь тут, покрытая утиным дерьмом. – Он стянул футболку через голову.

Гермиона сделала мужественную попытку не пялиться. Но один только вид его оголенного торса и груди, того, как сильные мышцы перекатывались под бледной кожей, сделали эти попытки абсолютно бесполезными. Как только ее отвисшая челюсть закрылась, и к ней вернулась способность нормально говорить, она сказала:

– Ты ведь не… эмм… собираешься переодевать брюки прямо здесь?

– Я просто зайду за вот то большое дерево. Не хочу, чтобы меня арестовали за эксгибиционизм, – он подмигнул ей и исчез за деревом.

И что это было за подмигивание? Он заметил, как она на него пялилась? Ну, конечно, заметил, корила себя Гермиона. Она ведь делала это не то чтобы как-то безумно скрытно.

Он быстро вернулся назад, неся в руках комок мокрой одежды.

– Пойдем отсюда? А то знаешь, не очень большое удовольствие – стоять на ветру в промокших боксерах, но что-то мне подсказывает, если бы ты знала, что я разгуливаю без труселей, покраснела бы еще больше. Я не то чтобы против, но у тебя ж сосуды банально полопаются!

– И вовсе я не покраснела! – запротестовала она и отвернулась. Разговоры о его нижнем белье и вправду заставили ее щеки загореться.

С его губ сорвался резкий короткий смешок, пока он влезал обратно в свои ботинки.

– Как скажешь, Грейнджер.

Он засунул мокрую одежду в целлофановый пакет, который Гермиона вручила ему, и зашнуровал ботинки.

Пока они шли назад к его квартире, ей в голову пришла внезапная мысль.

– А ты всегда таскаешь с собой хлеб в карманах? Не думала, что ты такой обжора, – не могла удержаться от подколки Гермиона.

– Таскаю, только когда знаю, что нужно будет оставить за собой след из хлебных крошек, – ответил он сарказмом на сарказм. – Или когда иду на пруд с утками.

– Но ты не стал кормить их сразу, как мы пришли к скамейке.

– Знаю. Но ведь ты была со мной.

– Так… ты не хотел, чтобы я вторгалась в твой безумно Интимный Момент между Дрейком и Утками?

– Ну да.

– Чегооо? – Он просто не может быть серьезным!

– Да шучу, шучу. Обычно я сразу начинаю кормить их. Вначале, когда я стал приходить на пруд, я выжидал, потому что в семидесяти пяти процентах случаев у пруда появлялся маленький ребенок и хотел, чтобы у нее или него было что-нибудь для уток. Как бы то ни было, я вскоре понял, что родителям не очень-то нравится, когда их дитятко берет хлеб у каких-то незнакомых мужиков, слоняющихся у утиного пруда. Но так как ты была со мной, – сказал он, перебрасывая пакет из одной руки в другую, – я подумал, что мать примет меня за половинку очаровательной молодой пары, а не за извращенца, который охотится на ее ненаглядное чадо.

– Оу… – все, что могла сказать Гермиона. Она внезапно почувствовала укол печали, вообразив Драко, сидящего в одиночестве в парке каждый день, пугающего заботливых родителей маленьких детишек.

Остаток пути они проделали молча, но неловкости не было. Он периодически останавливался, ерзая и пытаясь поправить мокрые боксеры. А ей каждый раз приходилось делать нелегкий выбор между тем, чтобы дать волю чувствам и рассмеяться, и тем, чтобы вежливо притвориться, будто она ничего не видит.

Когда они дошли до его дома, он обернулся к ней.

– Сколько времени?

– Где-то два.

– А у тебя все еще листья в волосах.

Она злобно сощурила на него глаза.

– А ты до сих пор весь в водорослях.

Он рассмеялся.

– Справедливо. Ты голодна?

Честно сказать, она умирала от голода. Она ничего не ела с самого утра, да и на завтрак смогла проглотить только тост и чашку кофе, потому что дико нервничала. Но сказать «да» значило признать, что она хочет пообедать с ним. Чего она определенно НЕ хотела.