Аимару нежно коснулся моей руки. Я поняла, что сжимала палочки, как кинжал. Он сказал ровным голосом:

– Не по твоей вине все остальные – сироты.

– Сироты? – ответила я.

Эми и Аимару мрачно кивнули. Аимару сказал:

– Леди нашла каждого из нас. Я рос в храме, меня оставили младенцем монахам. А Эми…

– Я жила на улицах столицы, - сказала Эми. – И немного помню маму.

Тоуми снова фыркнула.

– Сироты? – повторила я. На глаза навернулись слезы, горло сдавило. Почему я плачу?

– Говорите, как хотите, но моя семья мертва, а я – не сирота, - процедила Тоуми. – Я из семьи Таругу. И никто не продал бы меня, как мусор.

Полет

Я не помнила, что случилось дальше. Но я никогда не хотела никого бить, даже сестру. Хотя порой у меня такие мысли появлялись.

Было что-то в поведении Тоуми – ее злости и возмущении – знакомое для меня. Она не отвернулась, когда моя рука ударила ее по щеке. Мы застыли от шока. Это длилось один удар сердца, а казалось, что мы вечность смотрели друг на друга.

Красный отпечаток моей ладони проступил на ее бледной коже. Моя ладонь горела.

Я видела замедленно, как ее глаза сужаются от гнева, я знала, что теперь она хотела меня убить. И она это могла. Она склонилась вперед, собираясь замахнуться рукой.

Я не знала, как все случилось дальше. Я отскочила и забралась на стену. Доски были полны зазоров, за которые можно было уцепиться. Я видела сверху, как открылась дверь с другой стороны. Если я смогу пробраться по верху над Тоуми, я выбегу под снег.

Тоуми бросилась на меня, рыча.

Мои руки и ноги двигались сами по себе.

Она не успела дотянуться, Тоуми за воротник схватила огромная рука Братишки, как железная цепь. Он держал ее, и ноги ее болтались. Он повернул свое круглое лицо ко мне.

Первую часть плана я выполнила – я была на балках под крышей. Оставалось только сбежать.

Лицо Братишки было нечитаемым. Как и у его товарища, что смотрел на меня, закрывая собой дверь. Все-таки сбежать не выйдет.

– Спускайся, - сказал Братишка. Его голос был низким, как гул землетрясения. – Никто никого больше сегодня не тронет.

Он осторожно опустил Тоуми у огня.

Я спрыгнула на укрытый соломой пол.

– Слушайте обе, - он сел, глядя на всех. – Слушайте, все вы. Мы и без этого в опасности. Не добавляйте новых. Теперь вы здесь из-за доброго сердца леди Чийомэ. Все вы принадлежите ей. Вы ее гости, - он посмотрел на меня, - но и ее вещи. Если хотите, чтобы доброта леди Чийомэ продолжалась, обращайтесь с ее вещами осторожно, - его спокойный взгляд упал на искаженное от ненависти лицо Тоуми, она смотрела на меня. – Если хочется биться, ударяйте меня. Но я ударю в ответ.

Тоуми моргнула, еще раз, а потом отвернулась и ушла в снег.

Братишка и его товарищ стояли, не двигаясь, не реагируя на нее. Я пошла к огню, села и пыталась дышать. Они следили за мной, и взгляды не угрожали, но мне было не по себе. Было стыдно, что я проявила злость, ударила другую, хотя отец учил меня не вредить.

Они отвернулись и вышли, собираясь поискать Тоуми.

Но Эми и Аимару еще смотрели на меня. И мне казалось, что на меня нападут.

– Что? – рявкнула я.

– Ты белка, - сказала Эми.

– Как ты это сделала? – сказал Аимару, не скрывая потрясения.

– Что сделала? – спросила я. И вдруг снова почувствовала голод.

– Ты забралась по стене, как паук, - сказал Аимару.

– Как белка, - исправила Эми.

– Никогда не видел, чтобы человек так лазал, - продолжил Аимару.

– Н-не знаю, - пробормотала я. – Я всегда это хорошо умела.

Они кивнули, но явно не верили мне.

– Знаете, - сказала я, потому что мне казалось, что я должна что-то сказать. – Рисуко – только кличка.

Аимару поднял руки и улыбнулся. Ему было все равно. Его улыбка была, как у Будды, будто я сказала, что на самом деле я – кицунэ – дух-лис, который украл всю их еду.

Эми надулась и спросила:

– Тогда как тебя зовут?

– О, - сказала я, хотя ее вопрос был логичным после моих слов. Но я не ожидала, что она спросит. – Я… Мурасаки.

Она растерялась.

– Это не девушка из какой-то истории? Старой истории?

– Да, - сказала я. – Истории Генджи. Имя писателя. Это старая история о любви. И любимая папина история.