– Считай, что мои нервы из проволоки, - ответила я, радуясь, что у меня появилась возможность справиться с ситуацией. Хотя голос оставался всё ещё неуверенным.
– Не заботься об этом.
– Теперь я снова смогла посмотреть на него. Слёзы удалось сдержать.
– Твоя семья не такая уж не обычная, как тебе кажется. Я уже знаю Эми и Мило.

– Да, верно, - сказал Генри насмешливо и слегка сощурил глаза.
– Однажды ты познакомилась и с моим отцом, и с его возлюбленной, слышала, как они кричали на моего брата. Славный был день.

Я быстро его поцеловала. Сама умела быть саркастичной. Эта область мне знакома.

– Всё так, - кивнула я.
– При случае я знала бы, что делать с той славной порцией табака...
– Она ведь потом помогла мне проникнуть в сны отца Генри и убедить его изменить свои безжалостные планы. До сих пор я немного гордилась этим.
– Ты потом вернул ему табакерку?

Генри покачал головой.

– Я её храню. На чёрный день.
– Его серые глаза внимательно меня изучали.
– Расскажешь мне когда- нибудь, как ты это сделала, Лив?

Я тоже покачала головой.

– Это я сохраню для себя. На всякий случай, - ответила я.
– Если когда-нибудь нам не о чём будет поговорить, я вспомню эту историю.

– Ну, разговоры о том, о сём... Мы часто их переоцениваем.
– Генри ухмыльнулся, положил обе руки мне на талию, привлёк к себе и опять начал целовать, заставив на сей раз забыть, что всё это нам снится, забыть, что миссис Ханикатт может за нами наблюдать, забыть вообще про всё.

Существовали только я, Генри... и этот проклятый попугай.

– Поищите себе комнату, - прохрипел голос где-то рядом.

Мы захихикали.

– Хорошо, что мы всё прояснили.
– Генри опустился на стгул и обнял меня.
– Значит, ждём тебя в следующее воскресенье к чаю.

Я прислонилась к его плечу.

– И благодаря... благодаря каникулам у нас будет ещё немного времени обсудить разные вещи.

– Хм-м...
– Я посмотрела на его припухшие губы и представила, что он ощущает, притрагиваясь к ним пальцем.

– Какие, например?
– спросила я уклончиво.

– Например, о том, как нам предохраняться.

Я поднялась, у меня начался приступ кашля.

– Что?!

– Как же, нам ведь надо сначала немного позаботиться, тебе не кажется?
– Генри, к сожалению, даже ничуть не смутился.

– А, да...
– пролепетала я.

Чёрт побери! Об этом всегда лучше говорить, пока не стало поздно. Может, мне надо ещё раз начать всё сначала?

– А как предохранялись вы с Расмусом?
– спросил Генри.

Я почувствовала, что краснею, и снова изобразила приступ кашля, прежде чем смогла контролировать выражение лица. К счастью, во сне это происходит быстрей, чем в реальной жизни.

– Ливви, тебе неприятно говорить об этом?

Вообще-то да.

– Нет. Ты прав. Надо об этом думать. А насчёт Расмуса и меня... э-э...

С Расмусом мы вместе гуляли. С этой чёртовой собакой. Скажи, наконец. Просто скажи, Лив. И тогда ты проснёшься и станешь кусать подушку.

– Презерватив, - проговорила я.

Генри медленно кивнул:

– Это самое разумное. По крайней мере, вначале.

Показалось ли мне, или теперь он тоже немножко покраснел?

– Три недели - это долго...
– Он вздохнул.

В этот момент взглядом он и впрямь напомнил мне Расмуса. Когда тот просил кусочек ливерной колбасы.

– Точней, целая вечность.

Вечность, наверно, для него. С другой стороны, он прав: до тех пор ещё многое может случиться. Кто знает, останемся ли мы до тех пор вообще в живых? Ведь и Артур, и демон Анабель однозначно говорили о планах убийства.

– Что всё-таки значит это солнечное затмение?
– спросила я.

Но Генри уже не мог ответить: он исчез.

А у меня вместе с его объятиями исчезла опора - я стукнулась о край стула.

Попугай засмеялся злорадно.

Балабо-балаба блог

8 марта

Помните закончившуюся на этой неделе зиму, когда не произошло СОВЕРШЕННО НИЧЕГО? Вы уже знаете, что в это до зевоты скучное время мне не удавалось обнаружить ни одного скандала и я была уже почти готова сочинять их сама? Журналисты называют время, когда им не о чем писать, временем солёных огурцов. И здесь в блоге вы всегда можете узнать, что я особенно много сообщаю о Хейзел-я- совершенно-не-интересна-Притчард или заново предлагаю что-то уже всеми забытое, возможно, справедливо. Так вот, должна сказать, что сейчас у меня для Хейзел нет места даже в постскриптуме. Потому что вы там каждый день творите что-то безумное. Спасибо! Вы самые лучшие! (Хотя, может, стоит официально расследовать историю с питьевой воде в Хампстеде, что-то здесь недостоверно...)