К сожалению, ее нож с леденящим душу грохотом падает на пол.

Она расписалась под своим приговором.

– Молодец, куколка! Ты ведь будешь послушной? – удовлетворенно говорит Антониус.

Я замечаю, как Китнисс меняется в лице, она словно… становится мягче? Неприятный мороз пробегает по коже, когда я вспоминаю наш с ней разговор о покорности. Прикрываю глаза…. Китнисс не будет сопротивляться?

Сэм выворачивает мне руку, вызывая сильную боль в раненном плече, и закрепляет ее в кандалы. Теперь я повержен. Беспомощен. Жалок.

– Ты ведь не будешь делать глупости, да, милая? – интересуется Люцифер у Китнисс. – За все твои фокусы я буду отрезать по куску от тощего тельца твоего приятеля.

Он наблюдает за ее реакцией, и ни от него, ни от меня не ускользает дрожь, пробежавшая по телу Китнисс.

– Ты ведь не хочешь, чтобы я отрезал Мелларку ухо или нос?

Китнисс молчит.

– Отвечай, когда тебя спрашивают! – рявкает Люцифер.

– Не делайте ему больно, – быстро произносит Китнисс.

– Отлично, нам всем понравится игра… – тянет Антониус.

– Слушай, давай скорее, – обрывает его Сэм. – Ты хотел трахнуть девку, так давай быстрее и пошли.

Его слова слабой надеждой отзываются у меня в груди: если охрана торопится, этому есть причина. Мятежники рядом? Перевес на стороне повстанцев?

– Не ломай кайф, Сэмми, – спорит Антониус. – Можно подумать, ты сам откажешься отыметь эту куколку?

Сэм хмыкает.

– Все равно пошевеливайся. Быстрее закончим, дальше уберемся отсюда.

Они смеются, Сэм оттаскивает тело третьего в угол, а Люцифер, облизываясь, поворачивается к Китнисс, приподнимая пальцами ее подбородок.

– Раздевайся.

Она громко выдыхает, тянет время, но стоит Сэму поднять руку с ножом и сделать шаг в мою сторону, Китнисс сдается и, скрестив руки на груди, подцепляет пальцами ткань своей рубашки и тянет ее вверх. Я с замиранием сердца наблюдаю, как все выше и выше оголяется ее тело… Стройные бедра, плоский живот, небольшие груди. Я ласкал ее тело на потеху этим скотам. Мы не спаслись, все было напрасно.

То тут, то там на ее теле темнеют синяки и следы побоев, которые остались после прошлого визита Антониуса. Китнисс через голову стягивает с себя рубашку, а Люцифер тут же выхватывает ее и бросает в мою сторону. Плотоядно улыбаясь, он прижимается к спине Китнисс, заводя ей руки за спину, и, обхватывая ее своими лапами, скользит ими вдоль ее тела, сжимает грудь, накрывает рукой темный треугольник волос внизу живота.

– Пит! – громко говорит Китнисс, заставляя посмотреть ей в глаза. – Ты обещал!

Я сглатываю, вспоминая свои слова. Не смотреть. Тогда я согласился, а сейчас мне кажется, что если я отвернусь, то оставлю ее совсем беззащитной. Это иллюзия – я и так бесполезен.

– Ты обещал! – настойчиво повторяет она, а ее голос звенит, как колокольчик.

– Что за?.. – удивляется Люцифер, а я отворачиваюсь, прикрывая глаза.

Я не знаю, что он делает Китнисс, но она охает, отчего я едва сдерживаюсь, чтобы не нарушить обещание.

– Мы так не договаривались, – злится Антониус, поняв, в чем дело. – Я ведь обещал, что ты, Мелларк, сдохнешь, только насладившись падением девицы. Мое слово крепко.

Я сцепляю зубы, но не открываю глаз.

– Дай я… – говорит Сэм, и по шагам я понимаю, что он отходит от меня и приближается к Китнисс.

Проходит секунда, и Китнисс не сдерживает болезненного стона: распахиваю глаза и резко оборачиваюсь к мучителям. От ключицы Китнисс между грудей к животу тянется свежий красный порез, из которого уже выступила кровь. Китнисс закусила губу и тяжело дышит, а Сэм продолжает водить ножом по ее обнаженному телу.

– Правила просты, парень, – сообщает он, – стоит мне заметить, что ты прикрыл свои чертовы ясны очи, я буду украшать девицу узорами. Ей пойдет, я уверен. Хочешь проверить?

Качаю головой.

– Вот и отлично, – кивает Антониус, а его руки уже пускаются в путешествие по телу Китнисс, то сдавливая ее кожу, то пощипывая, скручивая и проникая, куда не следует.

– Отвернись, – как молитву повторяет Китнисс, но я твердо решаю нарушить свое слово.

Не моргая, смотрю ей в глаза. Серые омуты полны слез, влажные дорожки покрывают ее щеки, смачивая багровый румянец, но, я уверен, не уменьшая физической боли. Мое плечо ноет от нанесенной раны, я сам плачу, до крови прокусывая губы, но не отвожу от Китнисс взгляда.

Она глухо стонет, зажмурившись, а я пытаюсь не замечать, как Сэм по-хозяйски распоряжается беспомощной девушкой, пойманной в его сети.

Стараюсь не видеть, как раскачивается тело Китнисс, подталкиваемое резкими движениями Антониуса.

Мечтаю не слышать, как оглушительно громко звучат удары голых тел друг о друга.

Сколько длится этот кошмар?

Насильники возбужденно дышат и, торопя свою разрядку, не заботятся о том, чтобы смягчить боль Китнисс. Временами она не справляется со своими ощущениями и, как не пытается, не сдерживается и жалобно скулит.