– Пит? — шепчет она.

Открываю глаза, показывая, что слышу.

– Я… не ненавижу тебя…

Ее слова – словно ласковые поцелуи бабочки, оставленные на моей душе, которая ищет и отчаянно цепляется за любое проявление небезразличия Китнисс.

Большим пальцем поглаживаю ее руку, накрывающую мою.

– Я знаю, ты пытался спасти меня… снова.

На ее ресницах дрожат маленькие капли будущих слез. Тянусь к лицу Китнисс свободной рукой и смахиваю маленькие росинки.

– Ты сильная, Китнисс, не плачь…

Она качает головой.

– Нет, Пит, я слабая, – ее голос полон уверенности, – когда я оказалась в Тринадцатом – одна, совсем одна, – я поняла, что я слабая. Сноу забрал у меня единственное, что придавало мне сил. Он знал. Он понял, понял даже раньше, чем я сама…

Я не дышу, боясь, но страстно желая поверить ее словам.

– Ты был моей силой!

Тяжелый выдох, наверное, мой. Смелею, глажу ее по щеке.

– Китнисс…

– Нет, Пит! Сноу забрал тебя, потому что хотел сделать меня слабой… Но я всегда такой была! Люди ошиблись, когда пошли за мной, им надо было выбрать не меня…

Приподнимаюсь на локте и тянусь к ней, желая обнять, но Китнисс резко выставляет между нами руку.

– Не надо, – отворачивается, – я не могу…

Замираю где-то в полпути к ней, не решаюсь настаивать.

– Я не могу не думать о том, что ты…

Китнисс пытается отодвинуться, но я не пускаю, перехватывая ее коленки.

– Прости меня… – шепчу я, а она награждает меня виноватым и грустным взглядом.

– Я переживу это… наверно. Но пока не могу.

– Хорошо, – соглашаюсь, целуя ее руки. – Хорошо…

Несколько часов проходят в тишине. Я так и лежу возле Китнисс. Она не прогоняет, но и не желает приласкать. Я вспоминаю наши ночи, когда мы жались друг к другу, спасаясь от кошмаров: сейчас нам снова страшно, только кошмары перестали быть снами – они реальны как никогда.

Где-то ближе к вечеру из коридора заявляется отряд из пяти охранников: Китнисс испуганно сжимается, но я пытаюсь ее успокоить.

– Вероятно, нас отправят умываться, – предполагаю я.

И действительно, всех пленников выпускают из камер и под бдительным присмотром отправляют в душевую. Она тут общая: большое помещение, полностью выложенное белой плиткой, которая местами треснула или вообще отвалилась. По периметру с потолка стекает вода – не слишком теплая, но и это кажется манной небесной.

Меня с Китнисс, Джоанну, Энни и парня без имени заводят в комнату и сообщают, что на все про все у нас минут пятнадцать, не больше, – потом придется вернуться в камеры. Джоанна, не дожидаясь остальных, быстро скидывает свою нехитрую одежку и встает под воду. Я тоже раздеваюсь, хотя опасливо поглядываю на Китнисс: остальных я не стесняюсь, но она… после того как… Однако Китнисс как будто не обращает на меня внимания и во все глаза смотрит на Джоанну. А зрелище не для слабонервных: гладко выбритый череп, опухшее лицо, а тело… Победительница из седьмого буквально вся покрыта коростами и синяками. На ее шее и груди темно-коричневые отпечатки мужских рук.

– Чего пялишься, Сойка? – бурчит Джоанна, не оборачиваясь. – Радуйся, что до тебя пока не добрались.

Китнисс вспыхивает и опускает голову.

Легко касаюсь ее плеча, привлекая внимание:

– Надо успеть умыться. Они не часто нас этим балуют.

Она с опаской оглядывается на остальных: Энни и безымянный уже разделись и намыливают свои тела, стараясь отскрести засохшую кровь. Никто не стесняется – каждый из нас знает вопли друг друга, знает, какие кошмары преследуют изо дня в день… Да и стеснение для тех, кому есть, что терять, а мы, скорее всего, в ближайшее время умрем, тогда какой смысл?

Китнисс медлит, но все-таки развязывает одеяло и, стыдливо прикрываясь ладонями, движется в сторону водной стены. Я замечаю, как наши товарищи по несчастью намеренно не смотрят на Китнисс, проявляя уважение к ее растерянности, и благодарен им за это.

Тру свое тело, пытаясь отмыть недельную грязь: кожа горит огнем, раны саднят. Выворачиваю руку в тщетной попытке дотянуться до спины, но недавно вывернутый сустав не позволяет. Вздрагиваю, ощущая несмелое, легкое прикосновение возле лопаток. Удивленно оборачиваюсь, перехватывая напряженный взгляд серых глаз.

– Я могу помочь, – говорит Китнисс. – У тебя там кровь…

Я протягиваю ей свою мочалку, и она принимает ее, стараясь, чтобы наши пальцы не соприкоснулись.

Китнисс аккуратно моет мою спину, водя мочалкой вдоль позвоночника, но, когда она доходит до места едва поджившего ожога возле поясницы, я получаю порцию ее настоящих прикосновений – заботливые пальцы ласково протирают больную кожу.

– Все, – говорит Китнисс из-за спины, протягивая мне руку с мочалкой.

– Тебе самой помочь?